Спаситель Свиней
Шрифт:
Адлер внимательно выслушал ее рассказ, сделав несколько пометок в блокнот. Увидев, как она опечалилась, сам того не желая, тоже поник головой.
– А почему его называли «Черным человеком?»
– Это произошло уже после его задержания: одни утверждали, что встречали его на остановке, терпеливо ждущим автобуса на Каморанской, – ее голос не дрогнул, но глаза наполнили слезы, – вторые видели в закусочной перед въездом в Карловы Вары. Некоторые говорили, что Дворжак был тайным агентом, и что его отпустили, другие – и вовсе что полицейские опростоволосились, задержали не того, – всхлипнула
Следователь достал из кармана платок, протянул ей.
– Спасибо, – поблагодарила Помалинова, протерев щеки. – Но чаще всего можно было услышать, что его видели на Карловом мосту, в непогоду, бесцельно стоящим и смотрящим вниз. Черный человек – так его назвал один местный ансамбль в 70х. Сочинили песню, выступили на паре концертов, но люди их творчество не оценили. Мало кому понравится композиция, воспевающая «подвиг» маньяка. В итоге группа распалась, а песня их жила еще долгое время, правда я только одну строчку помню: «И жил по ночам под мостом человек». Спустя годы это имя стало нарицательным: увидел Черного человека – жди беды, а случилась беда – значит, Черный человек в гости заходил.
Она потерла сухие руки, отвела взгляд и о чем-то задумалась.
– Пани Помалинова, Вы хотите меня о чем-то спросить?
Она скромно качнула головой.
– Что ж, – произнес Адлер, – тогда я вернусь к своей работе. Благодарю Вас за информацию и гостеприимство. Да, и вот еще что, не знаю, говорил участковый, или нет – если к Вам обратятся журналисты, будьте любезны, не рассказывайте им ничего, пока идет следствие.
– А мне за это что-то полагается?
– Только устная благодарность от меня и от всей полиции… в моем лице.
Помалинова проводила Адлера до двери, но едва он вышел на улицу, как она заговорила:
– Я помню, что в суде Двожрака обвинили в 2х убийствах, а ведь тела остальных девочек так до сей поры и не найдены…
– Что Вы имеете в виду?
– Я как-то услышала, будто бы он их съел. Как думаете, это правда?
– Кого? – с отвращением спросил Адлер.
– Женщин, – шепотом ответила она и дважды перекрестилась.
– О, Господи! Пани Помалинова, где Вы это берете?
– Как где: по радио, или в газетах – уже и не вспомню.
– Настоятельно рекомендую меньше верить этим Вашим газетам и радио. Спите спокойно и будьте здоровы.
Добрую половину дня Адлер провел в хлеву. Он с особым вниманием замерил высоту балки, к которой подвесили жертву: рулетка показала два с половиной метра. Теоретически, убийца мог перекинуть веревку через балку и, используя вторую, как рычаг, поднять тело упитанного мясника на нужную высоту без особых усилий. Затем отрезать лишнюю часть веревки. Так было бы проще. Однако он не пошел легким путем и вместо веревки использовал мясницкий крюк. Представляя себя в роли убийцы, следователь пришел к выводу, что без лестницы тут не обошлось. Ближайшая мобильная лестница, которую удалось найти, находилась в доме. Адлер заставил Ласкина засыпать порошком для снятия отпечатков пальцев большую часть личный вещей покойного, чтобы идентифицировать его отпечатки, а затем и лестницу. К разочарованию обоих, на лестнице имелись только отпечатки мясника. Пыль на полу так же подтверждала, что лестницу не использовали
Прибыли кинологи. Взявшая непонятно чей след ищейка, убежала за дом к холодильной камере, однако внутри кроме свежей свинины ничего не нашлось.
Подозрительно четкие и глубокие следы туфлей в хлеву, оставленные убийцей, принадлежали мужчине с 47-48 размером ноги. Пытаясь воссоздать картину преступления, следователь пришел к выводу: либо убийца очень высокого роста и хорошо развит физически, либо очень старается показаться таким.
Вернувшись в отдел к концу дня, следователь спустился в прозекторскую. Патологоанатом Феликс Гилевский в силу привычки встречал его с «легкой улыбкой» – так говорил он сам. На деле эта гримаса напоминала нечто среднее между прикусом зайца и собачьим оскалом.
– Уже удалось что-нибудь выяснить? – спросил он, стоя возле стола с телом покойника.
– Пока только то, что хоронить мясника будут в закрытом гробу.
– Что ж, очевидно, это не дело рук борцов за права животных, верно?
Адлеру не терпелось закончить беседу побыстрее, он перешел к делу.
– Хоть Вы меня порадуйте.
– Большая кровопотеря, потому что его подвесили за ноги, но причиной смерти послужили обширные травмы лицевой части головы. Да, и вот еще что, попробуйте, – ткнул он в лицо мяснику и предложил сделать то же самое следователю. – Да бросьте, в моей практике еще не случалось, чтобы пациент жаловался на неудобства.
Адлер быстро замигал глазами.
Прозектор, не дождавшись ответной реакции, продолжил:
– Острые сколы костей, следы оксида железа и гематита. Его били угловатым плоским предметом. Возможно, молотком, или…
– Обухом топора, – продолжил его мысль следователь.
– Вижу, Вы уже сами обо всем догадались.
– Соседи утверждают, что он забивал скот большим топором, однако, никакого топора или чего-нибудь визуально на него похожего обнаружить не удалось.
Гилевский развел руками, пожал плечами и с озарением произнес:
– Что ж, найдете топор – найдете убийцу.
– У Вас есть еще что-то для меня?
– Да, в отличие от следов удушения на шее, следы от веревки на запястьях появились после смерти.
– Выходит, он хотел, чтобы его нашли в таком положении, иначе навряд ли стал бы стараться, – и немного подумав, добавил. – А постарался он над ним хорошо.
Наступил поздний вечер. Бурое зимнее небо сменилось темно-синим ночным. Перечитывая составленный в хлеву конспект, Адлер наткнулся на странную запись: «Зачем ты это сделал?» – он по ошибке записал свои мысли вместе с деталями преступления.
Перед уходом, по требованию Генри Пчинского он составил отчет о проделанной работе и подал в письменном виде на стол начальнику. Сам же остался ждать в коридоре. Возможно, при других обстоятельствах, он не стал бы указывать в отчете намек на некоего мифического Черного человека и вполне реального маньяка Дворжака. Пчинскому не нравилось, когда кто-то упоминал уже закрытые дела. Но этот день выдался исключительно утомительным, и сейчас следователю было все равно. Глядя сонными глазами в стену перед собой, он думал лишь о том, что завтра начинается отпуск, а значит перед сном можно выпить.