Спасительный 1937-й. Как закалялся СССР

Одной из особенностей человеческого самосознания являются убеждения, которые неотделимы от социально-политических, национальных, идеологических и религиозных конфликтов своего времени. Как отметил еще Энгельс: «Жить в обществе и быть свободным от общества — нельзя». И если в обстановке «холодной войны», стремясь добиться мирового господства, Запад вел борьбу против СССР на мировоззрении антисоветизма, то пятая колонна внутри страны выбрала эмоциональной пружиной фразеологию антисталинизма

с логикой, позаимствованной из наследия Троцкого.

В одном из рассказов Рэя Брэдбери «И грянул гром» описывается история, когда гибель бабочки в далеком прошлом изменяет мир будущего. Но для того, чтобы изменить «завтрашний день», совершенно необязательно совершать путешествие в прошлое на машине времени. Используя «эффект бабочки», извращая и «затаптывая» историю нашей страны и фактически зомбируя население, антисталинисты десятилетиями воздействовали на сознание людей. И потомки граждан великой державы, с победного 1943 года убежденно певших гимн со словами «Нас вырастил Сталин — на верность народу, на труд и на подвиги нас вдохновил!», поверили подлецам, подло и лживо клеветавшим на вождя, под руководством которого советский народ освободил мир от фашизма.

А результатом распространения низкой и злобной лжи и стало разрушение государства, созданного Сталиным, и Россия встала перед угрозой нравственного разложения. Когда жалкая и ничтожная прослойка общества из соображений своей выгоды превращает человека в духовного пигмея, жаждущего, как наркотик, получить лишь примитивное наслаждение. Однако не все по-идиотски простодушно приняли на веру ложь «оттепели». Именно в те 60-е, когда «дети Арбата» под балалайку Окуджавы, с томиками «певца» ГУЛАГа уже строились в новую пятую колонну, в стране были другие люди, понимавшие опасность антисталинизма.

И я тоже принадлежу к тем, кто вовремя осознал, что философия десталинизации враждебна большинству народа, а лживая критика советского вождя является инструментом негодяев и шарлатанов, жаждущих самоутверждения. Демонстрируя рабски извращенную психологию интеллигенции, которая, вопреки логике, стремясь в своем мелочном тщеславии выглядеть солидно и выражая солидарность с родственниками врагов народа, самозабвенно и подло врет, клевеща на наше прошлое. И, поскольку из-за собственных убеждений я был репрессирован, а позже и лишен Родины, приведу некоторые эпизоды биографии, подтверждающие «эффект бабочки».

Я родился 16 декабря 1946 года в семье офицера Красной Армии, на Дальнем Востоке, в районе Приморского края, где позже возник город и порт Находка. Мой отец Константин Захарович происходил из крестьянской семьи, переселившейся из Центральной России на Урал еще в годы столыпинской реформы. На военную службу отца призвали уже в 1939 году. В армии служили все мои родственники по мужской линии. Дед, Захар Васильевич, был участником Первой мировой. Во время Великой Отечественной пропал без вести на фронте старший брат отца Иван, а младший — Петр, женившийся после войны на литовке, продолжал воевать в войсках МГБ с укрывавшимися в лесах Литвы националистами. В одном из боев он был ранен, и до конца жизни его лоб пересекал глубокий шрам.

Но дольше всех — 32 года — носил военную форму самый младший, Александр. Стремясь попасть на фронт, в 1944

году он приписал себе год. На передовую он не попал, но после окончания в 1951 году Горьковского Краснознаменного военно-политического училища оказался в Северной Корее, где в должности командира зенитной батареи авиаистребительного корпуса воевал уже против американцев и был награжден двумя орденами. Окончив еще два факультета (исторический и иностранных языков) Иркутского госуниверситета, он преподавал в Гореловском военно-политическом училище Ленинградского военного округа. Он защитил кандидатскую диссертацию, а уйдя в запас, работал доцентом в ряде ленинградских вузов. В 1988 году он создал в Ленинграде историко-философский семинар «Патриот», а на его базе — движение «Отечество» и позже получил звание академика. Травля Александра Захаровича началась после публикации его монографии «О классовой сущности сионизма», вызвавшей интерес патриотов и ненависть врагов. И редактор моей первой книги «Борьба и победы Иосифа Сталина» Л. Бобров отметил: «Ваш дядя был смелым человеком».

В 1947 году, после демобилизации отца, наша семья переехала в Литву. Мы жили в Кеданяе, затем в Паневежисе, но в 1953 году уехали на Урал, там, в городе Ирбите Свердловской области, и прошли мои школьные годы. Уже с детства я занимал активную жизненную позицию. Много читал, занимался в драматическом кружке и ансамбле Дома пионеров, а в год полета Юрия Гагарина провел лето в «Артеке», где меня избрали председателем совета 3-го отряда лагеря «Горный». Кроме ребят из Советских республик в нашем отряде были школьники из Западного Берлина. Мы вместе пели у костра пионерские песни и встречали в Ялте теплоход с приехавшими для учебы в советских вузах и техникумах 500 молодыми кубинцами.

Уважение к Сталину я унаследовал от отца. Отец быстро понял, что «разоблачение культа» было продиктовано исключительно карьеристскими соображениями Хрущева и основывалось на фальсификации исторических фактов, лжи и извращении логики событий. В кругу сверстников я не скрывал своих симпатий к Сталину и ненависти к Хрущеву, и в 1963 году у меня появились единомышленники. Мы читали историческую и политическую литературу, участвовали в диспутах и демонстративно носили значки с портретом вождя, а в год смещения Хрущева меня избрали секретарем комсомольской организации школы № 1 имени Горького.

После издания нашумевшей книги Солженицына реабилитированные «зэки» вошли в моду, и горком комсомола организовал в драмтеатре встречу школьников с уральским поэтом, отсидевшим в лагере. На состоявшемся диспуте я доказывал, что все репрессии были обоснованны, и, когда мы с одноклассниками расходились по домам, один из них вступил со мной в спор. Анатолий Г. был сыном корейца, работавшего директором мебельной фабрики, и признался, что его отец тоже был репрессирован. Видимо, он рассказал о диспуте отцу, поскольку, войдя в класс на следующее утро, он сразу направился ко мне и потребовал: «Возьми свои слова назад!»

Речь шла о моих аргументах. И, когда я отказался, он схватил меня за ворот пиджака и со словами «Пойдем выйдем» стал вытаскивать из-за парты. Драться я не умел. Я не мог ожесточенно бить противника в лицо — и поэтому обычно били меня. Победить в драке шансов у меня не было. Анатолий был выше, сильнее и занимался в спортивной школе, но и терпеть позор на глазах одноклассниц мне было стыдно. И, чтобы сохранить достоинство, я нанес удар почти инстинктивно. К моему удивлению, мой противник не только рухнул, вытянувшись во весь рост, но и лежал не шевелясь в проходе. Это был классический нокдаун, и я до сих пор горжусь этим ударом.