Спасти дракона

Кащеев Кирилл

«Я человек!» – попыталась выдавить Ирка, но снова только захрипела.

– Ну, може, дитям дывыться и не треба… – Панас несколько смутился.

Пацаненок, наряженный в одну лишь рубашку, без штанов, дрожащим от обиды голосом выкрикнул:

– Мы теж хотим подывыться, як дядька Панас лесовую тварюку стр-р-рашно казнить будет!

– Подывишься, деточка! – зловеще-медовым голосом пообещала ему Горпына. – И не только! Мы вас усих вокруг той казни кверху задами поразложимо, та по мягкому месту всыплемо, щоб вы до самых печенок почуяли, як це воно!

Ирка задергалась в истерическом хохоте – казнь в режиме 5D!

С полным букетом ощущений для зрителей! Ее казнь! От сотрясающего ее смеха слезы брызнули из глаз. Тетка поглядела на бегущие по Иркиным щекам слезы и гневно всплеснула руками:

– Отаки, здаеться, у нас на селе хлопцы! Дытыну впиймалы та притяглы, щоб перед всем селом знущатыся та вбыты! [3] И ще малых тому ж самому учат!

– Яка ж вона дытына! – влез Панасов дружок. – Вона ж вашей Гальки хиба що на две-три зимы молодше! А я ж до вашей Гальки ще две зимы тому сватался, та вы ее за мэнэ не дали!

3

Издеваться и убить (укр.)

Тетка Горпына повернулась к непрошеному заступнику медленно и зловеще, как разворачивается громадная белая акула, заходя на жертву:

– Тому и не дала, що Галька моя ще молода! Ей з подружками погуляты, хороводы водить, а не твои лайдачьи подштанники настирывать. А зараз и вовсе не дам!

– Чому? – растерялся несчастный.

– А не подобаеться мэни, як ты з дивчинами обращаешься! – лихо сообщила тетка. – Отвязывайте ее швидко та ведить до моей хаты, не бачите, зовсим худо дивчине! После встречи з такими хлопцами только худо и може буты, хорошо зовсим з другими бывает!

Подчиняясь этому волевому тону, красные, как помидоры, хлопцы невольно шагнули к Ирке. Панас затормозил – аж за дружка схватился, чтоб удержаться на месте!

– Що вы, тетка Горпына, моей добычей распоряжаетесь? – с отчаянной решимостью подростка, отстаивающего право возвращаться домой после десяти, выкрикнул он. – Я тварюку споймал, я и решать буду, що з нею робыты!

Большая белая акула атаковала жертву!

– Реша-ать? Ты-ы? – Тетка Горпына прищурилась. – Хиба ж ты тут староста? Тут муж мой, дядька Гнат, староста, ось вин решать и будет!

– Так вин до города поехал!

– Та хиба ж тэбэ замисть сэбэ оставил? – Тетка угрожающе уперла руки в бока. – Ото добре! Може, Гнату вже не повертатыся? – с каждым словом наступая на испуганно пятящегося парня, вещала она. – Письмецо ему послать: «Гнате, нема тоби що на сели робыть, бо у нас Панас сам сэбэ в старосты обрав», га?

Панас побледнел:

– Та я що, я ж ничого… – забормотал он.

– Ото ж, ты ничого! – обдав его уничтожающим взглядом, бросила тетка. – Гей, ты! – обернулась она к Панасову дружку. – Швидко робы, чего велено! – кивая на Ирку, скомандовала она. – Та не режь, бовдуре, хорошая веревка, в хозяйстве ще сгодиться. Як завязал, так и распутывай! Приедет Гнат, он и разберется – з Лесу ця дивчина вышла, чи не из Лесу, та хто вона така… Щоб не тильки твой, а и ее голос було чутно! – Она снова презрительно глянула на Панаса.

Панас отчаянно оглядел сельчан, но никакого желания поддержать его на их лицах не заметил. Старики в широких соломенных

шляпах-брылях согласно кивали: верно старостиха говорит, Гната надо ждать, тогда и разберемся – человек или неведома зверушка из Лесу вышла.

– Я ж о вас забочусь! – убито выдохнул Панас. – Когти-клыки она спрятала, так вы хоть на морду ее гляньте – у нее ж кровь не людская! Черная!

Старостиха остановилась, пристально вглядываясь в царапины на Иркином лице. Потом протянула руку и хладнокровно ковырнула ранку на лбу. Капля крови, черной и тягучей, как мазут, медленно скатилась по лицу и упала на землю.

– Красная… – заставляя язык слушаться выдавила Ирка. – Была… всегда…

Тетка Горпына помолчала, никак не давая знать, слышит она Ирку или нет. Потом повернулась к Панасу и улыбнулась. И всем стало понятно, что вот теперь-то парень попал всерьез!

– Кажешь, вкусыла она тэбэ? – задумчиво поинтересовалась тетка. – Ну тоди ласкаво просимо до моей хаты – в погреб та под замок! Бо мы ж не знаем, як у Мертвом лесу з живых та мертвых тварюк делают – може, як раз и кусают. Ось пока не дизнаемось, людына ця дивчина чи погань кровавая, сидеть тебе разом з нею. – И небрежно добавила: – Глядишь, потом и прибьем вас вместе. А ну гайда, мужики, берить его!

– Дядька Лют, та що ж вы робыте? – заметался Панас, когда здоровенный мужик в кожаном фартуке кузнеца вышел из толпы и аккуратно, но крепко взял его под локти. – Та видпустить, дядька!

Крики затихли меж хатами – брыкающегося Панаса утащили прочь.

– Идти сможешь? – подхватывая Ирку под локоть, спросила старостиха.

Сможет ли она? Должна! Эта тетка – ее шанс, один-единственный счастливый лотерейный билет в безнадежной ситуации, на который она, кажется, только что выиграла жизнь! Перебирая руками по столбу, Ирка попыталась встать. Столб, как живой, выворачивался из рук, кренился, будто при землетрясении, только никто, кроме Ирки, этого землетрясения не замечал. Она отчаянно напрягла мышцы, оттолкнулась от земли и… и…

Кровавый туман перед глазами стал таким густым, что в нем утонули и столб, и деревня, и нахмуренное лицо тетки Горпыны. Из открывшихся ран хлынула густая черная кровь, Ирка жалко всхлипнула… Это было так неправильно, так… обидно! Вырваться из Мертвого леса, отхватить свой шанс на спасение в человеческой деревне – и все равно лечь и сдохнуть, потому что всей крутизны ведьмы-оборотня оказалось слишком мало для чужого мира!

Ирка пошатнулась и распростерлась на земле.

– Ох ты ж лышенько! – Тетка Горпына наклонилась и без усилия подхватила лежащую в пыли девочку на руки. – А весу в тебе – як в куренке! И шо – ось таке тощее з Мертвого лесу пришло? Покрупнее там никого не знайшлось?

Глава 7. То ли гостья, то ли пленница

Высоко-высоко над головой слышались голоса.

– Хлопца взаправду в погребе оставишь? – спросил мужской. – Он там померзнет.

– Та хиба ж я зовсим без сердца? – откликнулся женский. – Потим в дом заберу, а пока пущай посидит для острастки.

Ирке казалось, что она лежит на дне узкого глубокого штрека. Там было непроницаемо темно и неимоверно жарко – наверное, штрек вел к самому центру земли и где-то близко пылало полное чертей Пекло. Что-то ласковое, легкое, как пух, коснулось ее лица, невесомой влагой прошлось по лбу и щекам.