Спасти Герострата
Шрифт:
— Что ты имеешь в виду? — покраснела Маша.
— Ты прекрасно всё поняла, — нервно забарабанил пальцами по столу Николай. — Не надо делать из меня рогатого дурачка.
— Ты… — вскочила с кресла Маша. — Ты… Как ты можешь так думать и говорить обо мне, твоей жене?!
— Как я могу? — сорвался и Петров. — Ты хотела знать, чем сменилась в памяти Горишвили сцена с гориллами? На, смотри!
Петров вновь включил плейер, и плоский экран дисплея преобразился в небольшое голографическое изображение медотсека.
—
— Не преувеличивай, Котик, — смущённо улыбалась Маша. — Мы не виделись всего два дня.
— Всего? — пылко возмутился Горишвили. — Целых два дня! Мне пришлось «нечаянно» уронить гантелю себе на ногу, чтобы опять улечься в кровать и увидеть мою любимую сиделку.
— Очень болит? — встревожилась Маша. — Дай, я посмотрю…
— Ерунда! — отмахнулся Горишвили. — Ты пришла, и боль ушла. Иди же ко мне, любовь моя.
— Но, Котик, — вяло сопротивлялась Маша. — Сюда могут войти…
— Как мне нравится, когда ты меня так называешь, — жарко шептал Горишвили. — Запри дверь, скорее…
Петров выключил плейер.
— Достаточно? — спросил он, презрительно глядя на жену.
— Да, — растерянно сказала Маша. — Котэ мне нравится. Но я вовсе не изменяла тебе с ним. Ты сам сказал, что прибор не отделяет действительные события от мнимых. Этой сцены, что ты мне сейчас показал, не было! Может, Котэ просто мечтал, или увидел во сне…
— Или строил планы, — саркастически усмехнулся Николай.
— Коля, я тебе клянусь! — Из глаз Маши потекли слёзы обиды.
— Я тебе верю, дорогая, — обнял жену Николай. — Не плачь. Этот негодяй не стоит твоих слёз.
— Ты опять?! — отшатнулась Маша. — Почему ты упорно называешь Котэ негодяем? В чём его преступление? В том, что я ему нравлюсь?
— Как, однако, ты его защищаешь! — раздражённо воскликнул Петров. — А твой ненаглядный Котик вместо того, чтобы заниматься на тренажёрах, опять улёгся в койку и требует сиделку. Герой!
Маша повернулась и, молча, вышла.
Услышав звук открывающейся двери, Горишвили снял ридер-очки и сел.
— Машенька! — радостно воскликнул он, увидев вошедшую медсестру. — Почему тебя так долго не было? Ещё немного, и я бы тут умер от одиночества и тоски.
— Всё шутишь, Котик, — машинально ответила Мария, подходя к постели пациента.
— Котик? — удивился Горишвили. — Это ты так моё имя переделала?
— Извини, — смутилась Мария. — Как твоя нога?
— Значит, мем-рекордер сработал, — ничуть не смущаясь, сказал Горишвили и взял Марию за руку. — Я очень рад, что ты теперь знаешь мои мечты и чувства.
— Оставь, Котэ, — сердито выдернула руку Мария. — Не время сейчас…
— А когда будет время? — надулся Горишвили. — Кто и как определяет этот момент? Машенька, я влюбился в тебя с первого
— Я старше тебя на десять лет, — через силу улыбаясь, сказала Мария. — К тому же, может, у тебя дома осталась жена или невеста…
— Нет, это я старше тебя на сто двадцать лет! — засмеялся Горишвили. — Никто меня на Земле не ждёт: все мои возможные жёны и невесты давно умерли.
— А что, если у меня есть муж? — испытующе взглянула на него Мария.
— Я не помню своего прошлого, — пожал плечами Горишвили. — И твоего знать не хочу!
— Это не прошлое, а настоящее, — тихо ответила Мария. — Прошу тебя, Котэ, перестань говорить глупости и дай мне осмотреть твою ногу. Или я уйду.
— Хорошо, — откинулся на подушку Горишвили. — Не буду. Вот ведь женщина: я предлагаю ей руку и сердце, а она требует ногу!
— Хватит, Котэ! — сверкнула на него глазами Мария.
— Всё, всё, всё, — поднял руки Горишвили. — Сдаюсь. Машенька, называй меня Котиком, и я буду ласковым и послушным, как…
— Как кто? — улыбнулась Мария, начиная осмотр раненой ноги.
— Буду, как говорится, белым и пушистым, — засмеялся Горишвили. — Кстати, что ещё показал ваш чудо-прибор? Ну, кроме… ты понимаешь…
— Ничего определённого, — поспешила прервать его Мария. — Небольшой эпизод в каких-то джунглях. Николай даже сомневается в его достоверности. Может, это тоже только твои мечты…
— И кто там был со мной в этих джунглях, — заинтересовался Горишвили. — Блондинка или брюнетка?
— Стая рыжих горилл! — ехидно ответила Мария.
— Фу, какая гадость! — скривился Горишвили. — А почему я этого не помню? Я думал, ваш мем-рекордер разбудит мою память.
— Мозг — сложная штука, — вздохнула Мария. — А механизм памяти ещё сложней. Представь, что ты вошёл в библиотеку, а в ней нет каталога, и на корешках книг отсутствуют их названия и имена авторов. Как ты там сможешь найти что-то определённое?
— Буду открывать все книги наугад.
— Вот и твоя память сейчас — такая библиотека. Ты — библиотекарь без каталога, а наш прибор — посетитель, наугад открывающий книги. Посетитель прочёл книгу, а не библиотекарь.
— Жа-а-аль, — протянул Горишвили. — Я-то думал, ваш мем-рекордер быстренько восстановит мой «каталог».
— Это — не лечебный прибор, — ответила Мария. — Он просто читает и записывает на кристалл память человека. Кроме врачей и полицейских мем-рекордером пользуются художники, киношники, писатели, архитекторы, учёные и все, кому не лень.
— Но теперь-то, надеюсь, Петров поверил, что я ничего не скрываю от вас? — криво усмехнулся Горишвили.
— Конечно, Котик, — грустно улыбнулась в ответ Мария. — Так уж устроен человек. Если ему сказать: «Не думай о белой собаке!», то именно о ней он и начнёт постоянно думать. Ты знал, что мы ищем, но мем-рекордер записал совсем иное. Ну, мне пора…