Спасти Россию. Как нам выйти из кризиса

Кара-Мурза Сергей Георгиевич

Когда смена этой команды не вызывает открытого столкновения интересов конфликтующих сил, так что удается найти компромисс, она проходит гладко. Особенно легко это происходит в президентских республиках, ибо с одним человеком можно легче договориться или его запугать. Для его замены не требуется дорогостоящих операций типа «революции». Впрочем, при современных технологиях и революции производятся за сравнительно небольшую цену, а эффект дают большой (как это мы видели в Грузии, на Украине или в Ливии).

Стабильность власти не может быть обеспечена только средствами принуждения (в том числе с помощью насилия), для нее необходима вера в законность власти. Никколо Макиавелли — политик и мыслитель Возрождения (XV-XVI

века) — первым из теоретиков государства заявил, что власть держится на силе и согласии (эта концепция получила название «макиавеллиевский кентавр»). Отсюда вытекает, что «Государь» должен непрерывно вести особую работу по завоеванию и удержанию активного благожелательного согласия подданных.

Прежде всего уточним понятия. Легитимность как условие устойчивости власти — это совсем не то же самое, что ее законность (легальность), т. е. формальное соответствие законам страны. Формально законная власть еще должна приобрести легитимность, обеспечить свою легитимизацию, т. е. «превращение власти в авторитет».

Эта проблема возникла в Новое время (модерн), в процессе становления гражданского общества и национального государства. В традиционном обществе власть монарха формально получала легитимизацию от Церкви, уполномоченной толковать Божественное Откровение. Она удостоверяла статус короля как «помазанника Божия», и большую роль в признании его власти играла вера, а аргументы, идущие от разума, даже признавались неуместными. Впрочем, и рациональный расчет подсказывал, что стабильность порядка в том обществе была большой ценностью — периодические смуты это наглядно подтверждали. После них население начинало даже любить ту силу, которая была способна восстановить государственную власть и порядок.

Как же определяют, в двух словах, суть легитимности ведущие ученые в этой области?

Примерно так: легитимность — это убежденность большинства общества в том, что данная власть действует во благо народу и обеспечивает спасение страны, что эта власть сохраняет главные ценности государства. Такую власть уважают (разумом), а многие и любят (сердцем), хотя при всякой власти у каждого отдельного человека есть основания для недовольства и обид.

Вполне законная власть, утратив авторитет, теряет свою легитимность и становится бессильной. Если на политической арене есть конкурент, он эту законную, но бессильную власть устраняет без труда. Так произошло в феврале 1917 года с российской монархией, так же произошло в октябре 1917 года с Временным правительством. Никого тогда не волновал вопрос законности его формирования — оно не завоевало авторитета и не приобрело легитимности. Его попросили «очистить помещение», и в тот вечер даже театры в Петрограде не прервали спектаклей (уже потом Эйзенштейн снял героический фильм — матросы, ворота, стрельба). На наших глазах за три года утратил легитимность режим Горбачева — и три человека собрались где-то в лесу и ликвидировали СССР.

Наоборот, власть, завоевавшая авторитет и ставшая легитимной, тем самым приобретает и законность — она уже не нуждается в формальном обосновании. О «незаконности» власти (например, советской) начинают говорить именно тогда, когда она утрачивает авторитет, а до этого такие разговоры показались бы просто странными.

Вернемся в прошлое и вспомним, как завоевала легитимность советская власть (как теперь говорят, в результате «октябрьского переворота»).

Еще родители ныне живущих стариков пережили русскую революцию и многое рассказали детям, много воспоминаний осталось и в текстах. В Гражданской войне погибло очень много людей (с вескими доводами говорят о 12 млн. человек). Подавляющее большинство (более 9/10) погибли не от «красной» или «белой» пули, а от тифа, хаоса, слома жизнеустройства. Прежде всего, от слома государства и хозяйства. Развал государства как силы, охраняющей право и порядок, выпустил на волю демона «молекулярной войны» — взаимоистребления банд, групп, соседских дворов без всякой связи с каким-то политическим проектом.

Когда

читаешь документы того времени, дневники и наблюдения, то получается, что масса обывателей перешла на сторону красных потому, что они сумели остановить, обуздать революцию и реставрировать государство. Это настолько не вяжется с официальной историей, что вывод кажется невероятным. «Государственный» инстинкт, которым не обладали либералы, проявился у Советов сразу. В первые же дни Февральской революции была ликвидирована полиция, из тюрьмы выпущены уголовники, и население жило под страхом массовых грабежей. Временное правительство создало милицию из студентов-добровольцев, а Совет — милицию из рабочих, фабрично-заводские комитеты обязаны были отрядить в милицию каждого десятого рабочего. Было очевидно, что основную работу по наведению порядка выполнила рабочая милиция — орган Совета.

Для населения важным был тот факт, что большевики смогли установить в Красной Армии более строгую дисциплину, чем в Белой. В Красной Армии была гибкая система воспитания бойцов и действовал принцип круговой поруки (общей ответственности подразделения за проступки красноармейца, особенно в отношении населения). Белая армия не имела для этого ни сил, ни идей, ни морального авторитета — дисциплинарные механизмы старой армии перестали действовать. М.М. Пришвин, мечтавший о приходе белых, 4 июня 1920 года записал в дневнике: «Рассказывал вернувшийся пленник белых о бесчинствах, творившихся в армии Деникина, и всех нас охватило чувство радости, что мы просидели у красных».

М.М. Пришвин был противником большевиков, но либералом, т. е. человеком широких взглядов. А вот свидетельство человека правых взглядов (близкого к октябристам) — А.В. Бабина (в эмиграции Алексис Бабине). В 1988 году в Англии вышел его «Дневник русской гражданской войны. Алексис Бабине в Саратове. 1917-1922». Он пишет о бытовой стороне гражданской войны, вплоть до подсчета орудийных выстрелов и пулеметных очередей. Из его дневников становятся ясны масштабы «стихийного» насилия в обстановке хаоса, агонии старой государственности. Рецензенты книги отмечают: «Разумеется, автор не смог скрыть своих политических симпатий. Они не на стороне большевиков… Но, странное дело, Бабин отмечает и оказываемую им поддержку со стороны “добропорядочных” граждан Саратова накануне перехода власти к Советам, и неожиданные симпатии к новым правителям со стороны “ультраконсервативной” университетской профессуры».

Да, у множества «ультраконсервативных» буржуа и профессоров инстинкт жизни пересиливал их классовую ненависть. Н.А. Бердяев писал: «России грозила полная анархия, анархический распад, он был остановлен коммунистической диктатурой, которая нашла лозунги, которым народ согласился подчиниться». Даже крестьяне, которые испытывали тяготы продразверстки, поддерживали красных. По мнению американского историка продразверстки Л.T. Ли, только большевики смогли создать работоспособный аппарат продовольственного снабжения и тем укрепили свою власть. Более того, вопреки созданному нашими демократами ложному представлению, продразверстка (из которой, а не вопреки которой вырос и продналог), укрепила авторитет большевиков и среди крестьян. Крестьяне, как пишет Л.Т. Ли (1990), «поняли, что политическая реконструкция [восстановление государства] — это главное, что необходимо для прекращения смутного времени, и что большевики — это единственный серьезный претендент на суверенную власть».

Угроза новой смуты, созданная внутрипартийным расколом в 1920-е годы после смерти Ленина, заставила массы поддержать (и «полюбить») Сталина, который эту угрозу устранил жестокими средствами. За что люди ценили Путина? За то, что он подморозил разгул «лихих 90-х», завел «Великий поход» ельцинизма в бюрократическое болото и даже как будто загнал часть расплодившихся бесов в бутылки. Болезнь не вылечили, но температуру слегка сбили, и это немало — мы получили резерв времени, есть шанс, что и врач прибудет…