Спасти Спасителя
Шрифт:
И сейчас он, искренне мучаясь угрызениями совести и головной болью, не мог вспомнить, почему вчера разрушилась эта гармония. Он не мог вспомнить, почему в его руках оказался топор, валявшийся много лет под ванной среди пыльных бутылок из-под импортного (забытая роскошь!) вина. И почему не дрогнули обычно непослушные руки? И откуда взялись силы в его теле, разрушаемом циррозом печени, и ему удалось одним ударом раскроить череп родному брату Сереге? Единственному родному человеку, с несчастных ранних лет спасителю от пьяного отцовского гнева, всегда
Ванька Седой рыдал по-детски обильными слезами и честно отвечал на все вопросы. Алексей подумал, что тюремный срок, пожалуй, может дать ему шанс на спасение. На зоне от алкоголизма он волей-неволей вылечиться. И вернется домой через десять-пятнадцать лет еще не старым человеком. И если раскаянье его искренне, то, может, попытается жить по-другому.
Выплакавшегося Седого увели. Нилов поработал с материалами по заказному убийству. В деле много подозреваемых. Многие завидовал убитому – богатому бизнесмену. Да и конкурентам эта смерть была выгодна.
Алексей пересмотрел фото с места преступления,
У колеса огромной машины лежат два тела со спущенными штанами и задранными рубахами. Объемистый живот, пузырем белеющий на темном от дождя асфальте, – этот самый бизнесмен, «владелец заводов…. пароходов».
Второе тело, смуглое, мускулистое, молодого охранника, самоотверженно вставшего на защиту хозяина. Несчастный малый! У него годовалая дочка, юная жена, мать-инвалид второй группы. И престарелая бабушка, и все четыре женщины были у него на попечении. Бедные, бедные!!!
Алексей представил, что происходит сейчас у них дома. Две безмолвные старушки, у которых нет больше сил на слезы. Рыдающая молодая женщина. Зеркала, занавешены черными платками, тяжелый запах лекарств. Лишь малышка, что-то щебечет, перекладывая игрушки.
А вот смерть его хозяина может и порадует семью – какое наследство им перепадет! Если только жива мать убитого, то будет кому искренне оплакать этого «хозяина жизни». Да, за деньги, даже самые большие, любви не купишь.
Вечером Алексей снова поехал в музей, чтобы полюбоваться любимой картиной. Она немного потеряла то первое пронзительное, почти шокирующее обаяние. Он рассматривал детали: мазки кисти, с помощью которых была создана иллюзия игры света и тени. Его умилили подробности: трогательно курчавой бородка мужчины, чистые, по-детски розовые ногти матери.
На следующий день снова навалились дела. Одно оказалось резонансным: группа подростков спровоцировала драку, в которой были убиты два немолодых мужчины «кавказской наружности».
Они погибли от ударов ногами, и экспертиза не смогла точно назвать виновников, нанесших смертельные удары по голове жертв. Подозреваемые сменялись в его кабинете и с озлобленными лицами «закладывали» друг друга: страшась тюрьмы, они винили всех кроме себя. На Алексея обрушились звонки с угрозами отцов и истериками матерей. В дело вмешались дипломатические службы страны, гражданами которой были убитые. Стремительно
И когда утром телефонный звонок выдрал его из спасительного сна, он схватил трубку с раздражением. Раздался голос начальника.
– Алексей, доброе утро, Мухоморов тебя беспокоит. Тут мне ребята в отделе подсказали, что большой знаток живописи.
– Ну, уж прямо знаток, – пробормотал Алексей. Что за странный вопрос в семь часов утра?
– Проблемы у нас, – продолжал начальник.– Громадные. Международные.
– Какие? – давясь зевком, спросил Алексей.
– Ты на выставке в музее был, ну это новой, немецкой кажется.
– Да.
– Картину там ночью украли. Из этой самой экспозиции. Неустойка по договору предусмотрена огромная. Директриса музея в истерике бьется. Прошу тебя в качестве личного одолжения: подключись к ребятам из отдела по хищению художественных ценностей. Они старательные, но уж очень неопытные.
– Дело об убийстве кавказцев заберете? – решил воспользоваться ситуацией Алексей.
– Да уж придется. Тут родители подозреваемых все начальство подняли на ноги. Сам буду разбираться. Отправляйся в музей сейчас же, пожалуйста.
В холле музея Нилова ждал лейтенант Волков из отдела хищения художественных ценностей. Молодой, невысокий, плотный парень с умным цепким взглядом оставил хорошее впечатление. Он коротко и толково обрисовал ситуацию.
К ним подошел пожилой человек с аккуратно подстриженной бородкой. Это был научный сотрудник музея, курировавшим немецкую выставку живописи. Алексей попросил его показать место преступления.
Он шел за ним по залам музея все с нарастающей тревогой: «Какую же картину похитили?»
Они вошли в последний зал. Рама, так хорошо знакомая ему, зияла рваной дырой.
«Господи, – почти вслух пробормотал Алексей. – Господи, за что?»
– Вот здесь она находилась, – развел руками искусствовед. – Чудесная работа. Изумительная экспрессия, столько выразительности. Очень редкий экземпляр…
В голове Алексея мелькнула безумная мысль: «Они ушли. Петр и Иосиф понесли его тело, Магдалина увела ослабевшую от горя Мать. Они просто ушли …». На мгновение ему показалось, что и он стоит под белесо-голубым небом на Голгофе. А за его спиной – опустевший крест.
Искусствовед с недоумением посмотрел на Алексея.
– Что с вами?
Тот встряхнул головой и стал задавать вопросы: «Это была самая дорогая картина в экспозиции?»
–Пожалуй, нет, на выставке есть несколько равноценных.
–Почему она висела здесь одна?
– Ну, вы понимаете, такая пронзительная работа. Соседство других полотен могло исказить впечатление от нее.
– А как работает охранная система? – спросил Алексей.
Собеседник отвел взгляд.
– Вы понимаете, у нас никогда не было краж, понимаете, никогда, со дня создания музея. Даже попыток не было. Никому не могло даже в голову прийти такое, – объяснял искусствовед.