Спасти СССР. Часть 5
Шрифт:
От командования можно было ожидать всего чего угодно — на учениях они тренировались обезвреживать балтийский флот и Искандеры с ядерными боеголовками, которые русские туда завезли и угрожали теперь всей Европе. Всё как то быстро и незаметно — свалилось в такую задницу, какой не бывало, наверное, с Карибского кризиса…
Самолёт загнали в ангар, там его приняла под охрану военная полиция — а они пешком отправились разыскивать командование. Встречающиеся военные с удивлением смотрели на их гражданские шмотки и небритые лица — и то и другое было вызовом порядку в армии. После Афганистана — офицеры терпели «тактические бороды», но не небритые физиономии. Лишь очень внимательный и знающий,
Нет, с такими надо держать ухо востро.
Аэропорт Шауляй кипел жизнью, он был и гражданским и военным одновременно, военные обитали в новеньких быстровозводимых зданиях, построенных по программе «обязанность защищать» НАТО — по ней Румыния, например, получила бесплатно шестиполосный автобан через всю страну, а Прибалтике пока такого не досталось. Зарегистрировавшись в программе — теперь каждая боевая единица обязана регистрироваться по прибытии — они отправились в брифинг-центр, искать своего штабного офицера. И нашли его…
Офицер она хорошо знали. Это был отставной командир одного из эскадронов Дельты, Дейв Гурски, тупой и упрямый, но несгибаемый поляк. Позывной «Благородный ноль-один», после достижения сорока лет он больше не мог служить в боевой части и перешёл в группу военных советников. Уроженец Чикаго, он был силён, нечувствителен к боли, вынослив — как и всякий славянин. Проблемой были его сквернословие — он мог обругать даже старшего офицера — и гомофобия. Для армии США, поощрявшей разнообразие — это было проблемой. Был один парень в учебном лагере… говорили, что он потом упал с троса во время отработки десантирования не просто так.
Но нормальные парни любили его. Хотя бы потому что он разрешал на дежурстве выпить нормального пива, а не этого безалкогольного дерьма…
— Всё в норме? — спросил он громко, вставая у экрана там, где раньше висели карты
— Всё окей, шеф — ответил один из шутников, которых в отряде было достаточно (шутка одно из развлечений солдата, доступное в любой обстановке) — какого чёрта наши задницы переместили сюда, не скажете?
— Эй, я ничего не хочу слышать про задницы в этой комнате, понятно вам? — крикнул Гурски
— Да сэр… — ответил кто-то
— И хватит ржать! Если кто-то чувствует себя крутым, я могу отправить его на Донбасс. Вам дадут винтовку, бронежилет, и мы посмотрим, насколько вы круты…
Ответных реплик не последовало
— Итак… если вы тратите своё время не только на попойки и беготню за бабами, то должны знать, что ситуация на Украине стала катастрофической. Харьков скоро падёт, это вопрос уже не недель, а дней если не часов. Ситуация обостряется с каждым часом, позавчера в Сербской Краине вырезали наблюдательную миссию, а пока вы были в воздухе — над Чёрным морем сбит АВАКС. Принято решение об экстренной эвакуации наших активов в Харькове, оборонять этот город возможности нет — он всего в пяти десятках миль от русской границы.
…
— Ваша задача — проникнуть в Харьков и эвакуировать вот этого человека…
На
— Ричард Энтони Зандер, сорок восемь лет, гражданин США. Женат на гражданке Украины, Ирине Зандер. Её эвакуация так же обязательна.
Оперативники молчали. Потом первый лейтенант Кит Колридж (в их группе были только офицеры и парочка сержантов), самый умный из всех, сын брокера с Манхеттена, который послал нахрен своего папочку и завербовался в армию, спросил
— Босс, а этот парень — он наш?
— В каком смысле? Зачем ты это спрашиваешь, приятель?
— Он сможет сдать армейский физический тест? Или нам его придётся тащить? Если будут проблемы, он станет одной из них — или сможет помогать?
Гурски достал из жестяной банки понюшку табака и с наслаждением вдохнул. Это дерьмо он открыл здесь, хорошо что ещё не пристрастился к шведскому жевательному табаку. Это дерьмо позволяло и получать никотин и не курить, скажем, в засаде. Жевательный табак был хуже потому что пожевав его сплёвывали — и на полу оставалось нечто вроде куска собачьего дерьма. В Европе сейчас стремительно распространялся кат — йеменский жевательный наркотик. Дерьмо ничуть не лучше…
— Хороший вопрос, приятель — оценил он — скажем так, раньше он был одним из хороших парней. Но сейчас — чёрт его знает.
— А он согласен уезжать?
— Спросишь его, когда найдёшь.
Это во многом меняло дело. Одно — это когда ты эвакуируешь кого-то, кто настроен сотрудничать. Совсем другое — когда ты кого-то тащишь за шиворот…
Когда они готовились отправляться дальше — была чёртова тьма дел, разгрузить и проверить снаряжение, пройти процедуру дезинфекции — в ангаре появился Гурски. Он подозвал Колриджа, который как раз закончил дезинфекцию [85] …
85
Процедура, заключающаяся в том, что ты сдаёшь на хранение телефон и все личные вещи, по которым тебя могут опознать.
— Как твой русский?
— Хорошо, сэр.
Кит Колридж свободно говорил по-русски, причём он учил язык не в языковой школе. Его отец долгое время работал в Москве на одну из транснациональных компаний, и он ходил не в посольскую или англоязычную — а в самую обычную, хотя и хорошую московскую школу. В Москве он прожил восемь лет и выучил русский язык не по книгам Пушкина и Толстого — а на русских улицах. Это могло сильно помочь в таком месте как Харьков.
— Тогда слушай меня. Ты выглядишь сообразительным и задаёшь правильные вопросы. Мне сказали это на ухо, а я говорю тебе. Но дальше это пойти не должно.
— Понимаю.
— Ты должен присматривать за Зандером. Всё время.
Колридж кивнул. Но Гурски, который служил более двадцати лет, понимал, что этого недостаточно…
— Там наверху, считают, что ему нельзя доверять. Он передавал информацию, которая оказалась… скажем так — тенденциозно подобранной. Сейчас мы находимся на грани войны с ядерной сверхдержавой, в том числе и потому, что верили Зандеру
…
— Эмоциональная вовлечённость, парень. У меня было такое с моими людьми в Афганистане. Ты забываешь, что ты американец и начинаешь решать проблемы местных. Так как можешь и как умеешь. Это очень глупо, потому что местные жили в этом дерьме и живут, и их всё устраивает… там за двести лет ничего не изменилось, и от того что ты полон самых добрых, мать его, намерений, ничего не поменяется. Один парень, движимый лучшими намерениями, ушёл с передовой базы в кишлак — а через два дня мы нашли его в колодце с перерезанным горлом…