Спасти СССР. Инфильтрация
Шрифт:
– А меня?! – тут же возмущенно задергала меня снизу Тома.
Я протянул ей руку и затянул на высокий, чуть ли не на полметра возвышающийся над пешеходной и проезжей частью, поребрик. Вместе озираемся, возвышаясь над толпой.
Поверхность людской реки, густо текущей к Дворцовой, обильно усыпана разноцветными надувными шарами, портретами членов КПСС и кумачовыми транспарантами с лозунгами. По осевой линии, возвышаясь, подобно большим жукам над муравьями, медленно ползут установленные на платформах ЗИЛов и ПАЗов изощренные агитационные инсталляции,
Впрочем, предстоящая полуторачасовая прогулка, похоже, никого не тяготит. К выходному добавлен еще один праздничный день, а дома ждут миски традиционного оливье и сельди под шубой.
Школьная колонна быстро размылась, перемешавшись с другими. Подростки, включив третью космическую, ушуршали в голову колоны и даже дальше, оставив неторопливо гуляющих учителей далеко позади. Вот за разговорами и шутками промелькнула улица Майорова, и впереди, за непопулярным памятником Николаю Первому, показался серый фасад «Астории».
С досадой обнаруживаю, что на ботинке развязался шнурок, и приотстаю, отступив к обочине. Вроде и недолго завязывал, но, когда поднял голову, моей компании и след простыл.
Я заметался по колонне, как пес, потерявший в толпе след хозяина. Сначала рванул догонять, но на повороте к Дворцовой наткнулся на хвост Адмиралтейского района; развернулся, прошил демонстрацию в обратном направлении и минут через семь наткнулся на неторопливо идущих учителей. Очевидно, они не могли бы нас обогнать… Снова помчался вперед и скоро тоскливо замер на углу, вглядываясь в проплывающий мимо людской поток. Бесполезно, похоже…
В очередной раз бросил взгляд вдоль колонны и почувствовал, что рядом со мной кто-то встал. Повернул голову, и мои брови удивленно поползли вверх. Вот тебе на – опять Гадкий Утенок…
– Здравствуй, – храбро выдавила она из себя, чуть задрав вверх подрагивающий подбородок. Половину слова сказала, половину просипела шепотом и замерла, испуганно поблескивая из-под вороной челки выразительными темно-карими глазами.
– Привет, – отозвался я и затравленно зашарил по толпе взглядом, выискивая знакомые лица. Мне еще только слухов о такой подружке не хватало.
Она подождала, пока я вновь взгляну на нее, и сказала:
– Тома.
– Где?! – воскликнул я, вновь принимаясь озираться.
– Я – Тома, – уточнила с легкой укоризной.
– Да? – Я с изумлением посмотрел на нее. – Везет же мне на Том…
– Хорошо, что ты это понимаешь, – серьезно покивала она.
Я тяжело вздохнул, расставаясь с надеждой найти в этой сутолоке своих.
– Ну пошли, что ли, Тома…
– Пошли, – согласилась она обрадованно и попыталась заглянуть мне в лицо.
Я чуть отвернулся,
– Угощайся.
– Спасибо, – почти напела она благодарность и, осторожно откусив треть, аккуратно завернула остальное в фольгу и припрятала в карман.
– Ты из какого класса? – вежливо поинтересовался для поддержания разговора.
– Седьмой «Б», Биссектрисы. А… давай будем дружить?
Я поперхнулся от плавности перехода и скептически уточнил:
– Ты же, наверное, в курсе, что мне есть с кем дружить?
Тома посмотрела на меня непонимающе, потом сверкнула белозубой улыбкой:
– А-а, ты про эту… Я подожду.
Смешной ребенок. Я покачал головой:
– Долго ждать придется, так старой девой и останешься.
Она сдержанно улыбнулась и промолчала. Я проворчал:
– Как будто что-то знаешь, чего не знаю я. Какая ж ты смешная, девочка моя.
Улыбка стала ярче.
Я с некоторым испугом вгляделся. Да, симпатичная девчонка, и, как я вижу, через три-четыре года, когда расцветет, красота ее станет как лепесток огня, будет и греть, и обжигать. Но нет, даже этот отблеск будущего меня не соблазняет. И слава богу!
С облегчением выдохнул. Не то чтобы я боялся почувствовать себя старым педофилом. Что-то окончательно сдвинулось в восприятии мира, и для меня эта мелкая уже почти ровесница, а себя я ощущаю умудренным жизнью подростком, эдаким ходячим парадоксом. Нет, просто не хочу опять попасть в силки запутанных отношений и многослойной лжи. Да здравствует прямолинейная, ничем не замутненная простота!
– Быстрее, бегом! – внезапно заорал в рупор какой-то бешено вращающий глазами тип, и толпа с весельем покорилась команде.
Хватаю мелкую Тому за руку, и мы легко несемся вперед, пристроившись за разгоняющимся ЗИЛом с кумачовой композицией «Миру – мир».
– Ура! – заорал кто-то во всю глотку.
– На штурм! – весело подхватил второй.
– А-а-а-а!!!
Держа портреты и флаги наперевес, толпа с радостным ревом выметнулась на Дворцовую. Широкие улыбки на раскрасневшихся от пробежки лицах, заливистый женский смех, азартные выкрики детей. Над головой плывут вверх вырвавшиеся на свободу воздушные шарики, и катится под ногами, высыпая мелкие опилки, чей-то оторвавшийся раскидайчик.
– Быстрей! Быстрей! – гавкая в рупор, носится вдоль колонны еще один невысокий человек в темном. Его испуганно выкаченные, определенно армянские глаза, кажется, живут самостоятельной жизнью. Разрыв демонстрации перед трибунами, перед телекамерами – дело серьезное.
Пробегаем еще метров пятьдесят разреженного пространства, и колонна, уткнувшись в хвост предыдущей, вновь начинает уплотняться. Людской поток разбивается на несколько ручейков, каждый из которых спокойно течет между цепочками из редко стоящих курсантов Поповки, приобретая окончательный, пригодный для съемок и трансляций вид.