Спасти СССР. Манифестация
Шрифт:
– Эх...
– я обреченно вздохнул и повесил голову, - мне батя на семнадцать лет "Жигуль" обещал... Теперь он согласен дать тебе часть этих деньги в долг, под пять процентов... Накинем тебе две тысячи к твоим запасам.
– Я вернусь и отдам! Да за первый же год!
– Ваня начал оживать.
– Но!
– поднял я наставительно палец, - будет ряд условий, для твой же пользы. А то засыплешься по-глупому и пропадут наши инвестиции... Первое: деньги я тебе передам завтра вечером, и ты сразу же, даже не возвращаясь домой, уезжаешь. Добираешься до автовокзала
Ваня истово кивал.
– Третье, - загнул я палец, - никаких контактов ни с кем из знакомых или родных весь этот срок. Родные есть вообще?
– Бабка с дедом в деревне. Ну, и та тетка...
– Ага... Напиши им письма сегодня, что, мол, решил изменить жизнь, уезжаю на севера, люблю-целую, скоро не появлюсь. Чтоб не подали в розыск из-за твоего длительного исчезновения. Ну, и, естественно, даже не вздумай появиться до истечения срока в Ленинграде и его окрестностях - это будет расценено как нарушение конвенции. Ты уж извини, ничего личного, - холодно улыбнулся я, - но переломанные ноги - это меньшее, на что ты в таком случае можешь рассчитывать.
Гагарин вздрогнул, впечатлившись.
– Так...
– продолжил я инструктаж, - на одном месте подолгу не жить, временную прописку не оформлять. Месяц здесь снял у хозяйки, месяц в следующем городе. Прокатись, что ли, по Средней Азии... Завидую даже - страну посмотришь, как мало кто... Говори, что молодой писатель, работаешь над сюжетом, собираешь материал для книги. Кстати, а и попробуй вести путевые заметки, кто знает, вдруг да получится? Заодно будет что предъявить при случае... Веди обычную жизнь - не замыкайся, но и без гульбищ в ресторанах. Попадание в милицию для тебя заканчивается сроком. Это понятно?
– Да!
– он впитывал мои слова, как губка воду.
– Так...
– я ненадолго задумался.
– Паспорт и свидетельство о рождении не забудь взять. С собой один не тяжелый портфель - и все! Одеться как обычно, идти спокойно, не оглядываясь и не суетясь.
– Что...
– пошел он белыми пятнами, - за мной следить могут?
– Скорее всего, - отмахнулся я, - не бери в голову, оторвемся... Я помогу. Давай так...
– я пожевал губы, прикидывая.
Черт побери, а ведь за ним действительно могут следить! В животе похолодело, и я почему-то сразу представил Мелкую в приемнике-распределителе для сирот.
– Так...
– провел рукой по лицу, словно смахивая налипшую паутину. Перед моим внутренним взором встали проходные подвалы и чердаки кварталов вокруг Московского вокзала, - завтра ровно в семнадцать ноль-ноль ты сворачиваешь с Невского на Лиговку и неторопливо идешь в направлении Обводного. Когда я тебя окликну, ты со всех ног - в буквальном смысле этих слова, Ваня, я не шучу!
– сразу бежишь ко мне, а, потом, за мной. Все понятно?
– Да!
– он энергично кивнул и, прижав руки к груди, истово воскликнул: -
– Сочтемся, - бросил я, вставая, - ну, иди, а я минут через пять. Смотри, не подведи меня, Ваня...
Шаги Гагарина стихли, и я осел на стул.
– Ц. Р. У, - я прочувствованно, букву за буквой, выплюнул имя своего врага в тишину аудитории, и лицо мое перекосило от омерзения.
Рогофф. Фолк.
Вот как?! Как они умудряются подобраться ко мне так близко?
Я замотал головой, стараясь прийти в себя. Было предельно ясно одно: надо срочно выдергивать Мелкую из снятой через Гагарина квартиры. В голове у меня тяжело заворочался метроном, словно начиная отсчет последних оставшихся часов.
– Так. Так. Так, - проговорил я вслух, пытаясь определиться с приоритетами на оставшийся вечер и выстроить в уме геометрию необходимых маршрутов. Последнее мне и помогло. Я вдруг сообразил, что стою в пяти минутах ходьбы от первой нужной точки, и громко подвел черту под своими метаниями: - Так!
Трамвая я ждать не стал и остановку до Сенной протрусил рысцой. На Ефимова, у Горжилобмена, вдоль застекленных щитов с платными объявлениями было привычно людно: завсегдатаи степенно перемещались повдоль, выписывая в толстые тетрадки интересующие их варианты.
Вот прямо туда мне было не надо. Я приник к простенкам и водосточным трубам, которые были густо, на много слоев, заклеены разновеликими рукописными бумажками с топорщащимися отрывными номерками телефонов.
"Ага, вот", - я встрепенулся, найдя, наконец, нужное: - "Помощь в съеме хороших квартир. Телефон...".
За двадцать минут поисков я нашел еще одного такого маклера и на том остановился. Время продолжало неумолимо шуршать убегающими песчинками и гнало меня вперед.
От Ефимова до Бородинской было всего два квартала наискосок. Быстрая ходьба прочистила мне мозги, но даже поднимаясь по лестнице, я так и не решил для себя окончательно, что буду сейчас говорить Мелкой.
Я не стал звонить и открыл квартиру своим ключом. В темной прихожей стояла глухая тишина, и к большой комнате, что была за поворотом, я невольно крался. Дойдя, слегка двинул дверь и заглянул в образовавшуюся щель.
Мелкая сидела за письменным столом, почти спиной ко мне, и, склонив голову к плечу, выводила что-то в тетради. Светила лишь одна настольная лампа, и комната была наполнена уютным полумраком.
– Привет, - сказал я мягко и переступил через порог.
Девушка дернулась, разворачиваясь. Улыбнулась светло:
– Как хорошо, что ты пришел!
От этих немудренных слов мне стало еще горше.
Я включил верхний свет. Изучил один угол комнаты. Второй.
– Что?
– она поднялась со стула, поняв что-то по моему виду, - что-то случилось?
Я задумчиво прошелся взглядом по потолку. Несколько мгновений выгадал, но слова по-прежнему стояли в горле колом.
– Ничего страшного, - выдавил, наконец, из себя, - но - да, случилось. Придется отсюда уехать. Прямо сейчас.
Томка вдруг стала словно меньше ростом, глаза ее потемнели.