Специальный корреспондент
Шрифт:
Кулем лазутчик повалился на землю, из-за забора послышался громкий встревоженный шепот, а потом появился еще один — и снова сиганул внутрь. Ему я засветил лопатой прямо в лицо — не специально, так получилось. Гулко треснувшись затылком о забор, он обрушился рядом со своим товарищем.
Третий был осторожнее — и, прежде чем перелезть ограждение, высунул голову, чтобы оглядеться. Нужно было действовать — и я, не меняя хвата, двинул ему основанием черенка прямо в переносицу. Дикий вопль и звук падения с той стороны возвестил о том, что спокойная ночь закончилась.
Зазвенел колокол на сторожевой вышке, из домов
Это оказались дюжие коричневокожие мужчины, одетые подобно тому, как наряжаются каннибалы. Но они точно не принадлежали к людоедским племенам Сахеля — зубы у них были в полном порядке. По крайней мере, у одного из них. О втором, получившем лопатой в лицо, таких выводов делать не стоило. К тому желазутчики имели на вооружении армейские штык-ножи и револьверы, а каннибалы, насколько я понимал, предпочитали несколько другое оружие.
Мне оставалось только ждать, когда всё закончится, и охранять пленных, так что я замер с зерночерпалкой наперевес, прижавшись к забору на случай появления новых гостей.
— Это мавры из наемников Тропической торговой компании. Прислужники лаймов, — Боота ткнул в бок носком сапога пленника с разбитым лицом. — Они охотились за вами, минеер имперец. Если бы им нужен был крааль — то напали бы пока меня с мальчиками не было дома. Наверняка отряд шел за вами по пятам... У них даже фотокарточка имелась — взгляните!
Фото плохого качества было сделано во время митинга в Гертоне, в профиль. Но при известной доле воображения присовокупив словесное описание — узнать меня было можно. Я почувствовал даже некое облегчение — необходимость играть в нейтралитет отпала сама собой. Какая уж тут непредвзятость и объективизм, когда за тобой отрядили охотиться банду головорезов из полусотни человек?
— Мне нужно добраться до грузовика,— сказал я, — Отправлюсь с утра.
— Выедем вместе, на рассвете. Коммандо уже собирается — мы настигнем уцелевших налетчиков и прикончим всех,— заявил Кристиан Боота, — Седлайте коней, друзья!
XVII ПАРОХОД
— Хотите прокатиться до Сан-Риоля? — огорошил меня предложением Винке.
Мы встретились в доме Стааля, после того, как я наконец довез до Капернаума бомбометы и пулемет. С "Максимом" расставаться было откровенно грустно, но, в отличие от грузовика, он в сделку не входил. А хитрость Герлиха я тоже осознал только недавно: какой смысл в автомобиле, если на тысячу верст в округе не найти ни капли горючего? Кусок металла — вот что он теперь представлял из себя, стоя под навесом Арсенала.
Арсенал — это вообще отдельная песня. Считалось, что у гемайнов нет армии. То есть, если угодно — все гемайны и есть армия. Основной боевой единицей были коммандо — отряды, состоявшие из родственников и соседей, собранных из ближайших краалей. Командиров
Ни в одной другой армии мира из этого не вышло бы ничего путного. Но в Натале — выходило превосходно. Инициативные, находчивые, здравомыслящие и прекрасно подготовленные гемайны с полуслова понимали друг друга и интуитивно принимали верные решения в боевой обстановке. На тактическом уровне, кажется, им не было равных. Такие мобильные части мечтал бы иметь под рукой любой военачальник Империи, Протектората или Альянса. Мобильные — и своенравные, неуправляемые. На стратегическом уровне у гемайнов начинался настоящий кошмар. Ее просто не было, этой стратегии! Ни генштаба, ни центрального интендантства, ни регулярных маневров сколько-нибудь значительными силами...
Был Арсенал — он отвечал за запасы оружия, боеприпасов и за тяжелое вооружение — тоже. Имелись даже пять сотен "фейерверкеров" — так их называли. Это и были, по сути, единственные регулярные войска Наталя. Фейерверкеры отвечали за тяжелое вооружение и формировались из добровольцев или по жребию — от каждой сотни мужчин при появлении вакансий призывали одного на два года. Он изучал артиллерийское, инженерное и подрывное дело. В распоряжении Арсенала имелись две десятипушечные батареи 77-миллиметровых орудий протекторатского производства, которые отлично зарекомандовали себя в годы Великой войны, дюжина пулеметов самых разных конструкций и какие-то совсем уж древние мортиры — чуть ли не бронзовые.
Бенхауэр, кстати, числился первым заместителем начальника Арсенала — отсюда его сноровка в обращении с пулеметом. А Винке только-только окончил службу и сопровождал шефа в Зурбаган в качестве адъютанта в зачет "дембельского аккорда". И вот теперь, после того, как тяжелое вооружение было передано в надежные руки фейерверкеров, я вернулся к Стаалю — чтобы взять у него интервью. Но архиепископа не было — он ускакал куда-то в сопровождении своей личной охраны — дьяконов, больше похожих на профессиональных убийц.
Зато был Винке.
— Хотите прокатиться до Сан-Риоля?— спросил меня он.
— Прокатиться на чем? Боюсь, мои посредственные навыки верховой езды испортят путешествие нам обоим, — покачал головой я.
— На пароходе! Мы отправимся на пароходе. В полдень от пристани Генисарета отходит "Магнолия" — и мы еще успеем купить билеты. Стааль поручил мне провести ре-ког-но-сци-ров-ку в устье Руанты, а вы — спецкор, вам всё равно, куда ехать, верно?
— Верно, главное — чтобы там что-то происходило...
Винке помрачнел.
— Присходит. Еще не стреляют, но уже дерутся. Зуавы ведут себя как настоящие свиньи... До полусмерти избивают каждого гемайна, кого встретят в тех краях... Риольцев пока не задирают, но зато досматривают все суда и фургоны; и железнодорожные составы, которые идут от нас в риольский порт — это плохо для торговли, и скоро Сан-Риоль взорвется. Говорят, уже начали раздавать оружие ополчению.
Я осмотрел его с ног до головы: борода у него была не такой эпичной, как у гемайнов постарше, и если снять патронташи и вместо шляпы надеть на него какое-нибудь нейтральное кепи — узнать в нем уроженца Наталя будет практически невозможно.