Специальный парижский выпуск
Шрифт:
– Мне ужасно жаль мистера Горинга, – озабоченно сказала Вероника. – Что же теперь с ним будет?
– Его жена, – ответил Генри, – вовсе не такая легкомысленная и бесчувственная, как считают многие. Она по-своему предана ему. Ее тоже тревожило его здоровье, хотя она и подозревала о его романе с. Элен… Я сообщил ей кое-какие сведения, благодаря которым при желании она могла найти врача, лечившего Горинга. Я предупредил и доктора, что она может его разыскать. Она это уже сделала. На следующей неделе Лорна Горинг собирается увезти мужа в морское путешествие вокруг света.
– Все это очень интересно, – заметила Эмми, – но ничуть не, приближает нас ни к убийству Элен, ни к невидимым чернилам, ни…
– Простите, но мне надо было объяснить вам всю предысторию. Иначе вы не поняли бы последующих событий, тем более – тут все взаимосвязано… Как была убита Элен, мы знали с самого начала. Но никто не мог понять – почему? Наибольший интерес с этой точки зрения представлял чемодан Рэчел
– Об оберточной бумаге! – торжествующе вскрикнула Вероника.
– Ты испортила мне весь рассказ! – рассердился Генри.
– Я ничего не понимаю, Генри, – впервые робко вмешалась сестра Эмми – Джейн. – Ведь все обычно пользуются оберточной бумагой, когда укладывают вещи, верно?
. – Конечно, верно, – согласился Генри. – А тем более такая аккуратная особа, как мисс Рэчел Филд. Ронни говорила мне, что в отеле у нее вся кровать была завалена оберточной бумагой. И ни кусочка бумаги не оказалось на следующее утро в кабинете Элен. Получалось, что Элен убили только для того, чтобы взять из чемодана Рэчел Филд оберточную бумагу. И Рэчел что-то об этом знала. Иначе почему она не сказала мне, что исчезла оберточная бумага? Затем обнаружилось следующее: на совершенно чистом листе, найденном в квартире Элен, вдруг появилась какая-то запись. И тут я вспомнил, как Эмми кроила юбку…
– Ты говоришь загадками. Генри, – огорчилась Джейн. Фермер Билл, ее муж, давно уже спал на диване. Как бы подкрепляя сделанный женой упрек, он громко захрапел.
– К этому времени, – продолжал Генри, – я уже кое-что знал о жизни у законодателей моды. Знал, что «toiles» – точные копии моделей, сделанные из бумажной ткани, можно купить в Париже по очень дорогой цене. Знал, что некоторые торговцы одеждой и художники-модельеры – особенно Николас Найт – демонстрировали модели, явно сделанные по парижским До-Пев», но «toiles» эти не покидали Парижа. Я знал также, что похитить из ателье «toiles» невозможно. Как же их похищают? Я спросил себя, что можно вынести из мастерской, не вызывая подозрений? Ответ был очевидец – только оберточную бумагу! Тогда я вспомнил, как Эмми кроила по бумажной выкройке, и прозрел.
– Погоди, Генри, – остановила его Эмми, – я, конечно, не сыщик, но в шитье кое-что понимаю. Ты что же думаешь, кто-то вырезал выкройку по «toile», сделал на ней все пометки и преспокойно все это вынес?
– Нет, Эмми, этого я не думаю. «Toiles» выносили из мастерской в виде абсолютно чистых листов оберточной бумаги. В эти листы заворачивали платья, которые фотографировали для «Стиля».
Эмми хлопнула себя по лбу.
– Невидимые чернила!
– Вот именно, – ответил Генри. – Им нужно было лишь иметь каково-то сообщника у каждого модельера. Нам известно, например, что у Монье одна из служащих под каким-нибудь предлогом задерживалась на работе допоздна и бесцветными чернилами переносила выкройку «toile» и все пометки на чистые листы оберточной бумаги. Затем в эту совершенно чистую на вид бумагу заворачивали платья, которые фотографировали для журнала «Стиль». Рэчел Филд брала, в ателье эти платья – это было ее обязанностью – а возвращала их уже в другой бумаге, без пометок. В помеченные же листы она упаковывала свои собственные вещи. Благополучно вернувшись домой, она отсылала эти листы Николасу Найту, которому оставалось лишь подержать их перед электрическим камином, чтобы все линии и пометки проступили на бумаге. Конечно, за один раз он мог получить лишь несколько «toiles». Другие свои копии он кроил по фотографиям. Так он утверждал, и это, в общем-то, верно, да только вот фотографии Найт получал, прежде чем их разрешалось публиковать. Откуда он их брал? Увидев на его столе фотографию Ронни на Эйфелевой башне, я понял – снимки он получает из «Стиля». Накануне вечером Майкл Хили отослал своего помощника домой и печатал фотографии сам. Из редакции Майкл вышел с портфелем. Казалось очевидным, что не кто иной, как Майкл, снабжает Найта фотографиями. Вспомнив некоторые намеки Найта, я решил, что он шантажирует Майкла. Так оно и оказалось: когда я спросил его прямо, Майкл признался, что когда-то, давным-давно, он был замешан в одной некрасивой истории, и Найт грозит рассказать об этом Терезе. Тогда я убедил Майкла разрешить мне посвятить во все Терезу, и после разговора с ней сообщил ему, что все в порядке и он может успокоиться.
– Постой-ка, – перебила Эмми. – у меня уже голова идет кругом. А ты еще даже не объяснил, почему же убили Элен и кто украл оберточную бумагу…
– Никто ее не крал. Ее взял тот, кому она принадлежала.
– Снова загадки! – довольно резко вставила Джейн.
– Это самое трагичное во всей истории. Найт утверждаете и я склонен ему верить, что он больше не собирался грабить парижских модельеров – это был последний раз. Он уже прочно стоял на ногах, а сегодняшний показ был прямо-таки триумфальным. Он необыкновенно талантлив, но слишком уж быстро хотел добиться успеха.
– Чего я все-таки не понимаю, – сказал Дональд, – это какое отношение имеет он к Рэчел Филд.
– Это ставило в тупик и меня, пока я не начал снова просматривать все показания.
– Что же произошло? – спросила Эмми.
– Сначала поползли нехорошие слухи, затем начались скандалы с обманутыми заказчиками. Горинг догадывался, что происходит, и хотел покончить с этим мошенничеством. Но ему трудно было что-либо выяснить, и он попросил Элен помочь ему. Она же, в свою очередь, обратилась к Патрику, который лучше ее разбирался в свойствах симпатических чернил. Письмо, которое я нашел у нее на бюро, предназначалось не для портнихи, а для Горинга. К письму был прикреплен лист бумаги, на, котором Элен написала несколько слов чернилами, проявляющимися под действием тепла. В письме говорилось, что это в такие чернила, которые можно достать в Париже, но что она попросила Терезу привезти ей образец.
– А покупала их я! – радостно сообщила Вероника. – Я их купила, отдала мисс Мастере, а потом…
–...они исчезли из ее чемодана. Видимо, Элен, зная, что чернила там, взяла их и поставила к себе на стол. Это решило ее судьбу… Это и еще одно: Элен случайно открыла чемодан Рэчел, оттуда вывалилась оберточная бумага, и когда Элен включила электрокамин…
– Генри! Нельзя ли помедленней, – взмолилась Эмми.
– Хорошо. Вернемся к вечеринке у Горинга. Патрик выпил больше чем следовало. Он терпеть не может Найта и, чтобы его допечь, ляпнул что-то вроде: «Нам с Элен известны ваши замыслы». Это испугало Найта. Как только он высадил Барри, они с Рэчел принялись совещаться. Найт сказал, что нужно тотчас сжечь бумагу и уничтожить улики. Рэчел пришлось признаться, что бумага все еще у нее в чемодане, а чемодан в редакции, в комнате у Элен. Тогда Найт потребовал, чтобы она немедленно забрала чемодан. Что тут особенного? Она войдет к Элен и скажет, что пришла за чемоданом. Они вернулись на Эрл-стрит. Рэчел вошла в редакцию, – открыв дверь своим ключом, а Николас отправился домой..
В редакции было темно и тихо, только в комнате Элен горел свет и стучала машинка. Элен была поглощена работой, если она и слышала, как стукнула дверь лифта, то решила, вероятно, что это Олуэн вернулась за чем-либо. Рэчел подошла к двери и остолбенела. Чемодан открыт, оберточная бумага высунулась, и на ней ясно видны все линии и пометки, проступившие из-за включенного электрокамина. А на столе у Элен – бутылочка купленных в Париже невидимых чернил. Мне-то кажется, Элен тогда еще не заметила, что произошло с бумагой. Но она, несомненно, увидела бы, это утром. Рэчел поняла: игра проиграна. Годы борьбы, обманов и; интриг потеряны понапрасну. Годы, потраченные на то, чтобы сделать Николаев богатым и знаменитым… Неужели все это должно окончиться позором и тюрьмой? Вот тут-то она и вспомнила о термосе и циане. Она тенью проскользнула по коридору, налила яд, тщательно вытерла термос и спустилась по лестнице. Потом, наверное, из телефонной будки во дворе она позвонила Николасу и сказала, что ему нужно сделать. Окно его спальни расположено прямо против кабинета Элен. Оттуда он должен наблюдать за нею. Как только она умрет, он перебежит улицу, откроет дверь: ключом, который передаст ему Рэчел, и, войдя в редакцию, заберет оберточную бумагу и пузырек с чернилами. Ключ потом пусть выбросит. Им временно придется избегать каких-либо контактов, и он не сможет вернуть его Рэчел, Об исчезновении ключа она заявит поздней, когда все успокоится. Надо отдать Найту справедливость, он выполнил все точно, только чересчур поспешно. Нервы не выдержали: он второпях вытащил бумагу, а все остальное просто бросил на полу. Но педантичная Рэчел ужасно рассердилась, увидев, как неловко он все проделал – ведь этим он привлек внимание к ее чемодану. Если бы он снова уложил его и запер, мы так никогда и не выяснили бы правды.