Спецкоманда №97
Шрифт:
— Я знаю, — ответил Беглов.
От старшего лейтенанта Беглова полковник, чувствуя тяжесть в ногах, отправился к военному прокурору. Тот, слава богу, был немногословен. Свой доклад он умудрился сжать до нескольких фраз. У Колчиных был сделан обыск, результат которого — найденная в платяном шкафу «частично использованная» упаковка для спецсредств.
— Ловкие ребята, — «от себя» добавил прокурор, — я даже не заметил, как они ее подложили.
— Могли бы и не ловчить. Подложили бы баллончик у тебя на глазах. Что изменилось бы? В ноябре прошлого года из Генпрокуратуры пропали тридцать
— Ага. Нас же поддавливают.
— Где упаковка?
— У меня. Ждет, когда ее вскроют эксперты.
— Старая вещь? — Артемов предугадывал ответ.
— Да. Датирована февралем 1997 года.
«Стало быть, — пришел к выводу полковник, — Дудников продал минимум две упаковки „жасмина“. Вот уж действительно где-то могло по-настоящему грохнуть».
— Что будем делать, Миша?
— Терпеть, — сжато ответил Артемов. — Собирать дерьмо и терпеть.
— Толерантность... — с интонациями чукчи произнес прокурор. — Как бы она того... не лопнула.
— Приготовься к завтрашнему дню. Завтра все и начнется. Именно ты будешь отдавать приказ на арест Колчина. А до этого в присутствии Паршина огласишь результаты обыска.
— А что потом? Мне до пенсии год остался. Наши шефы, может, что-то и выжмут, а нас порвут в клочья.
— Не порвут. Во всяком случае, тебя. Следи за ходом моих мыслей. Главное, Паршин нашел виновника — Колчина или Заколчина, не важно. Для этого ему требовалось помутить на базе воду, что он с успехом и проделал. Дело закроется, не начинаясь. Оно как было внутренним, внутриведомственным, так и останется. Что касается тебя... В первую очередь военная прокуратура заинтересована в том, чтобы сокрыть очередной синяк под глазом Российской армии, согласен? Правда всегда ходит рука об руку с выгодой, — нравоучительно произнес Артемов. — Куда торкнется выгода, туда прет за ней и правда: «Здравствуйте, девочки, а вот и мы!» И вообще думай о хорошем. О том, что завтра ты сможешь сказать себе: наконец-то я свободен.
Глава 16
В стране дремучих трав
Прикаспийская низина, 9 июля, среда
Утреннее солнце давало подсветку на глаза, и Василий Серегин сменил позицию. Он занял место в подлеске, за группой молодых остролистых кленов, маскируясь в кустах крушины. Этого высокого кустарника, похожего на ольху, здесь было множество. Он рос по берегам проток, окраинам болот и на редких в этих местах опушках.
Пока в оптику снайперской «AWS» попадала та же растительность: желтовато-зеленые цветки марены, фиолетовые ягоды ядовитой красавки.
Рядом расположился Сергей Климов с биноклем в руках. Снова, как несколько дней назад, он до боли, до «стереоскопического зрения» в глазах всматривался в шелестящую на ветру зеленую поросль. Он смотрел в ту сторону, откуда ждал появления капитана. Изредка направлял бинокль на Михайлова. Мелкий расположился на противоположном берегу, напротив вероятного выхода Колчина с тропы. Бросал взгляды на Леонида Гардина. Эфир, освободив себя от радиостанции, продвинулся метров на пятьдесят вперед и левее линии огня из снайперской винтовки. Невидимыми оставались два бойца экипажа, преследующие капитана.
Засада. По всем правилам. Из такой ловушки Колчину ни за что не выбраться.
Клим отложил
Сергей вызвал по рации Аденина. Однако радиостанция бойца молчала. Этот момент не очень тревожил Клима: расстояние могло быть велико — это раз. К тому же эти «Кенвуды», работающие на частотах, близких к частотам автосигнализаций, частенько сбоили. Что отчасти подтверждалось и молчанием со стороны Бережного. Оба молчали — это нормальный признак.
Клим старался не думать, что будет потом. Но отчего-то предстала перед глазами нелепая картина: он стоит над телом поверженного капитана, поставив на его окровавленную грудь ногу. Как на сраженного жаканом кабана. Словно позирует перед объективом фотокамеры.
Он был уверен, что генерал выведет, обязан вывести из-под удара весь экипаж. Потому что бойцы «семерки» сами выводили из-под удара Паршина.
Все так, но перед глазами стояли строчки из записки капитана Колчина:
«Сергей, тебя подставляют. Твою команду уберут так же, как убрали другую группу в 97-м».
И снова померещились в кустах чьи-то призрачные тени и их натужные, хриплые придыхания...
Клим тряхнул головой: чертовщина. Но какая-то наполовину реальная. Сергей нашел объяснение в бессонной ночи, в переживаниях («они-то были реальные, — вздохнул он, — и на одно лицо»), в общей усталости. В том, что снова перед глазами предстала та наполовину открытая дверь колонии.
Он поймал себя на мысли, что в таком как бы хмельном состоянии пытается представить то, чего нет, но вполне могло быть, воплотить в реальность свои видения, вызванные галлюцигенными строками, которые вывела рука даже не психолога, а гипнотизера.
И он сквозь подрагивающие и готовые сомкнуться ресницы увидел их, своих предшественников. Они не были бесплотными, на них лохмотьями висела камуфлированная одежда. Они словно находились на пороге жизни и смерти, вперив пустые глазницы в никуда. Они не умерли. Они словно чего-то ждали. Клима коснулась ужасающая мысль: чтобы им дали возможность успокоиться, уйти туда, куда они никак не могли добежать...
Сергей очнулся от прикосновения товарища и его голоса:
— Клим, ты чего?
— А?... — Он глянул на Серьгу. — Задремал, видно. А что?
— Ты вскрикнул.
«Вот блин!...»
— Продолжай наблюдать. Пойду умоюсь.
Сержант, освободив себя от бинокля и закинув автомат за спину, неслышно подполз к берегу и опустил голову в воду. Прошло не меньше минуты. А он как будто ждал вопроса своего сослуживца, некогда сослужившего плохую службу всему разведрасчету: «Клим, ты чего?»