Спецкор. Любовь и тигры
Шрифт:
Не попала, конечно, давящий на горло ремень позволял дышать словно через соломинку для коктейля, и перед глазами плясали черные мушки. Да, ждал подвоха гад и успел заслонится коленом, потому носок ботинка попал в бедро, зато второй ногой от всей души двинула по подъему стопы. Это тоже очень больно.
За что и была тут же наказана.
Прыгая на одной ноге, моя девичья любовь прошипела:
— Заканчивай!
Ремень медленно затягивался, кровь почему-то прилила к щекам, а рот наполнился слюной. Но ещё страшнее смерти отчего-то показалась картина, увиденная как бы со стороны — я сама с черным лицом и вываленным
Ужас предстоящего посмертного позора, а может, просто инстинкт, заставили тело сопротивляться, самостоятельно размахивая руками и ногами, в попытке хоть до чего-то дотянутся и отстрочить неизбежное.
Потом в окружающем мире что-то неуловимо изменилось, не поняла, что именно, а в мозгу уже вспыхнула радость от маленькой победы. Но она сразу померкла на фоне всего остального — проталкиваемый через сдавленное горло воздух жег расплавленным металлом. Тело, стоящее почему-то на четвереньках, разрывалось между желанием вдохнуть и закашляться.
Предостерегающий возглас, наверняка не первый, донесся как свозь вату, и только потом, задним числом, я поняла, что не своим жалким потугам была обязана пусть и временным, но избавлением. Сквозь застилающие глаза слезы вдруг последовательно прорвались две картинки, сначала вспучивающаяся холмиком трава, из которой сперва появился горб, а потом приметные ушки и остальные части свинки, отчего-то с крокодильей пастью вместо обычного рыльца. Совсем не добрый взгляд уперся в меня прямо-таки материально, и вроде такие знакомые по поездкам на ферму поросячьи глазки налились совсем не шуточной злобой и вожделением.
И только когда странное “крокодилье рыло”, утыканное по краям загнутыми вверх как у секача клыками, под душераздирающий визг поплыло в нашу сторону над травой, на высоте холки коня, стало понятно, как меня обманули глаза.
Расстояние до рассерженного монстра было больше сотни метров, а сам он скорее напоминал слона, во всяком случае, явно был выше любой самой рослой лошади.
Следующий кадр напрочь выпал из сознания, а может, его и не было — разгоняемая мелькающими в траве копытцами туша, казалось, в стремительности не уступала гепарду или тигру. Помнится только, как обзор заслонила спина Камаля, раздались частые хлопки, заглушаемые громоподобным визгом, а мигом позже над его макушкой на меня глянули налитые кровью совсем не поросячьи глаза.
Будто в замедленном кино монстр схватил человека за голову и, тряхнув как кот мышку, описал с ним небольшой полукруг, гася разгон и почти неся тело Камаля по воздуху, словно тряпичную куклу.
После чего слоносвин совершенно спокойно наступил передним копытом на грудь жертвы и просто оторвал голову — как нетерпеливый ребенок откусывает самое вкусное от леденца на палочке. Точность сравнения усилил раздавшийся следом хруст. Наверное, только благодаря странной отрешенности, я никак не отреагировала на эту жуткую трапезу и не привлекала к себе внимания. До окровавленных клыков и тела в камуфляже, все еще загребающего землю руками, было не больше восьми метров. Впрочем, смотрел монстр все время именно на меня, словно ожидая, когда я брошусь бежать — в предвкушении
Но эта участь выпала не мне, несчастье привлечь к себе внимание монстра пало на Глеба. Воспользовавшись гибелью Камаля, давшей ему отсрочку, Макаров успел добежать до кромки леса и попытался спастись на дереве. Именно в этот момент он, так неудачно выбрав в качестве места спасения сосну сантиметров тридцать в диаметре, ступил на сухой сучок, и с треском и матом полетел вниз.
Слоносвин мигом развернулся в сторону новой цели и громадными прыжками сорвался с места в атаку. Как оказалось, в жизни Глеб был не самым лучшим и доблестным человеком, а вот в момент опасности сумел проявить себя достойно.
Понимая, что забраться на сосну уже не успеет, он шарахнулся за нее и начал отступать назад, держа дерево между собой и свином, одновременно поднимая ствол оружия.
— Беги, Диана! — заорал он вдруг. — Дура, беги! В лес!
Короткая серия хлопков оборвалась трескучим ударом и не такая уж маленькая сосна рухнула, как подрубленный тяпкой бурьян, а кабанище с треском и визгом вломился в подлесок. Это послужило толчком, чтобы очнутся. Я вскочила, но бежать не смогла, с трудом спряталась за деревом, которое оказалось за моей спиной, хотя такое укрытие было не больше, чем смешно. В голове царила абсолютная пустота.
И тут я вспомнила про револьвер. Не знаю, тряслись ли руки, вообще-то должны были, но, кажется, рука самостоятельно нажала на рукоять вниз и, чуть повернув, вынула оружие, и также плавно подняло его вверх. Вообще рука и остальное тело находились в странном рассогласовании. А свинюшка уже вынырнула из кустов и посмотрела на меня в третий раз, вот тут и навалился разом весь ужас происходящего.
Всхлипнув навзрыд, я выстрелила, раз, другой, а скотина сделала какой-то неуверенный шаг в мою сторону. Несколько секунд она стояла, замерев, а потом знакомыми прыжками рванула ко мне.
Еще выстрел, словно его и не было. Ни бежать, ничего сделать, я уже просто не успевала. Сжав зубы с такой силой, что стало больно, я прицелилась и снова нажала на курок, и сразу — в двух шагах от меня, чудовище остановилось, ткнувшись рылом в землю. Что-то серое промелькнуло поверх огромной туши, или показалось в помутившемся сознании, а потом, поняв, что кабан больше не шевелится, я стала пятиться в рощу, споткнулась обо что-то и спасительная темнота навалилась прежде, чем я упала.
Поток ледяной воды, хлынувшей на голову и в лицо, вернул мне сознание сразу, вместе со страшными воспоминаниями. Чихнув, я поспешно открыла глаза и поразилась, что все расплывается, а я ничего не могу разглядеть.
— Она очнулась, — сказал кто-то, и ужас стал отступать. Я больше не одна! Господи… Кое-как села и протерла кулаками глаза.
Когда зрение удалось сфокусировать, увидела перед собой страшно бледных Сержа и Марата. Кажется, за ними маячила Рысь и тот водитель, Стас.
— Слава Богу! Ты жива, Ди, — кажется, это Марат воскликнул.
— Глеб, — с трудом прохрипела я — горло ужасно саднило, — Глеб жив?
Марат закусил губы и отрицательно покачал головой, и тогда я заплакала. Мне было стыдно, но ничего не могла поделать. Кто-то гладил меня по голове, а я вдруг отчетливо вспомнила и Камаля. Не смогла удержаться. Спазмы снова и снова сжимали мой желудок, опорожняя на зеленую траву его содержимое.