Спецназ не сдается
Шрифт:
— Командир в лодке. Запускаем Алана.
Крекер подтолкнул осетина к борту. И обернулся, вскидывая автомат: ему снова показалось движение по левому борту.
Глаза не могли обмануть: тот человек, по которому Алексей отстрелял, вроде бы поднял руку.
Крекер не успел нажать на спусковой крючок: взрыв, раздавшийся, казалось, со всех сторон, как на минном поле, оглушил его, а яркая вспышка полоснула по глазам.
Фактически ничего не видя и не слыша, Алексей, спотыкаясь, шел по гудящей палубе и искал руками фальшборт. А грудь, прошитую осколками шарнирных опор, заполняло, как паром
«Несправедливо, — шевельнулись почерневшие губы Крекера. — Несправедливо...»
А из самых недр подсознания всплыли последние слова командира, которыми он обращался к шейху: «Я оказываю вам услугу...» Все встало на свои места, но слишком поздно.
...Алексею казалось, что он идет в гудящем пространстве бесконечно долго. Но вот его руки коснулись борта — левого, откуда уже ушла лодка лейтенанта Перминова. Крекер перевалился через борт, теряя сознание...
— Интересная папка, — сенатор закрыл ее. — Вы действительно хотите получить за нее деньги?
— Вы туго соображаете, сенатор. Хотите узнать, когда вы совершили ошибку? Когда я пообещал вам снять крышку с вашего горшка, а вы вернули меня и начали шантажировать, выкладывая версию за версией: о происшествии в Баку, о причастности к ликвидации Ильясова парней из моего подразделения, о деньгах, поступивших на счет бомбейской фирмы. Вот тогда я решил вывести вас на чистую воду. А когда я распутал это дело — точнее, дал вам увязнуть в нем, — шифровки от Турка автоматически стали оружием против вас. Называется это просто: шантаж. Шантаж начальника разведуправления флота. Теперь это мой актив.
Генерал лихорадочно соображал. Отчего-то его взгляд бегал по золотистым пуговицам на черном кителе адмирала, словно он не мог пересчитать их, сбивался и начинал все сначала.
— У меня огромные связи в СМИ, — осипшим голосом угрожал Воеводин, — через них я раздую грандиозный скандал. Уже сегодня все телеканалы будут говорить о том, что гибель парома «Мавритания» — дело рук спецгруппы «Гранит». Террористы — ладно, их было-то всего двадцать человек, но погибли мирные люди — экипаж, обслуживающий персонал, служба охраны.
— Это называется гласом вопиющего в пустыне, — спокойно ответил Бушуев, — вы хватаетесь за соломину, сенатор. Да и связей в СМИ у вас, похоже, нет. Могу вас проинформировать. Сегодня утром «Радио России» со ссылкой на Интерфакс сообщило, что взрыв парома — дело рук одного человека, чья семья погибла в Палестине. Он был одним из служащих «Мавритании», и имя его вам наверняка известно: Али Мохаммед. При обыске в его квартире была обнаружена видеопленка, где он обвиняет в смерти жены и сына террористическую группировку Абу Нидаля и лично Талала Хаяли, бывшего помощника военного советника Ясира Арафата, и клянется отомстить — дословно: «...жертвуя не только собой, но и товарищами». День и час, которые он назвал, по времени совпадают с гибелью «Мавритании». Но это вы, генерал,
Бушуев забрал папку и от двери задал вопрос:
— У вас есть пистолет?..
Воеводин смотрел на него не мигая и молчал.
— Тогда один совет: из тех девяноста миллионов рублей, которые Совфед получил в этом году, выделите энную сумму на покупку личного оружия для сенаторов. Это лучше, чем кондиционеры в кабинетах, на отсутствие которых вы жалуетесь: отлично проветривает мозги. Да и страна наконец вздохнет свободно. Всего доброго.
Сев в машину, контр-адмирал отдал распоряжение водителю:
— В Генпрокуратуру.
62
Сергей едва ли мог отличить, где сон, а где явь. Наверное, сном была чернота, в которой его руки пытались ухватиться за скользкий гидрокомбинезон Якова. Фонарик, который пошел ко дну и на миг осветил землистое лицо тонущего друга и его руки, в предсмертной судороге вцепившиеся в дыхательные шланги пришедшего на помощь товарища. Последние усилия, с которыми он повторил движение Якова: перерезал лямки на своем акваланге, тем самым освобождаясь от уже мертвого друга. Многометровая толща воды над головой, которая, казалось, не приближалась, а удалялась. Медный звон в голове, перешедший в надрывный вой сирены, нестерпимая боль в висках, оглушительные удары своего сердца...
Также сном был промозглый серый вечер, в который с борта своей рыбацкой шхуны Сергей, поддерживаемый кем-то с двух сторон, бережно опустил в воду венок:
«Якову Моравецу от друзей».
Венок нехотя, как судно от родного причала, отплыл от борта лодки и, покачиваясь на волнах, стал удаляться.
"Венок — это моя ошибка, — тихо шепчут губы бредившего Сергея. — Ты уж прости меня, старина. Я выброшу его в море, как только мы вернемся на лодку. Обещаю".
Он сдержал слово, данное им Андрею Кашинскому.
Снилось, что он на подлодке, видит обеспокоенные и участливые лица Олега Боброва и Андрея Кашинского, слышит их голоса:
«Скоро будем дома».
«Да, Серый, уже скоро».
Это хорошо...
Глаза закрываются. Ему снится школьный актовый зал, где он под звуки похоронного марша кружит в вальсе хрупкую девочку в подвенечном наряде.
А явью были гавань и стороживший ее маяк, приближающийся с каждым мгновением рыжеватый пирс. А у самой кромки причала стоит маленькая фигурка женщины в развевающемся на ветру платье. Удивительно, но он слышит ее голос:
— Вы спасли Якова?
И она слышит его — может быть, даже то, что хочет услышать:
— Да, спасли. Он был сильным человеком. Мы подоспели вовремя.
А он знает ответ и на другой вопрос: не напрасно ли были затрачены силы? Нет, не напрасно.
Пройдет время, и Сергей на вопрос: «А что дальше?» ответит ей словами капитана Блада:
— Завтра снова мы выйдем в огромное море.
Литература:
Иосиф Дайчман, «МОССАД» — История лучшей разведки в мире"