Спецназовец. Точка дислокации

Воронин Андрей Николаевич

Обнаруженные в доме тела были уже холодными и твердыми, как поленья, но человек с колючими глазами, который допрашивал их по одному, старательно пропускал эту информацию мимо ушей. Якушев загрустил: картинка вырисовывалась ясная и абсолютно безрадостная, в перспективе маячило уголовное дело с передачей подозреваемых местным властям, после чего жить им оставалось максимум до наступления темноты.

Потом следователь сменился, и один из караульных по секрету поведал Якушеву, что прежний дознаватель лежит в госпитале. Попал он туда после непродолжительного

разговора с Быковым, который, узнав о происходящем, сбежал из палаты и попытался вступиться за своих подчиненных. Дальнейшее было очень легко представить. Характер у Ти-Рекса всегда был тяжелый, а рука и того тяжелее. Слушать его следователь, естественно, не захотел, и Роман Данилович, потеряв терпение, перешел от слов к делу, в два счета отправив собеседника на свое место на госпитальной койке.

Потом вернулся из отпуска командир части полковник Миронов, вник в суть ситуации и принял меры к тому, чтобы дело спустили на тормозах. Совсем замять его, однако, не удалось. Оставшиеся в живых участники той неудачной вылазки – Жук, Баклан и Якушев – были уволены из армии, а Ти-Рекса, который в вылазке не участвовал, но зато нанес тяжкие телесные повреждения сотруднику военной прокуратуры при исполнении тем служебных обязанностей, понизили в звании и отправили командовать ротой в учебном центре расквартированной где-то у черта на рогах дивизии…

– Кисло, говоришь? – переспросила Даша. Она подошла и присела перед Якушевым на краешек стола, поправляя гетры, так что ее гладкое загорелое колено оказалось на уровне его груди. – Да, выглядишь ты неважно. Оттого-то бабы на тебя и не клюют. Может, запремся и проведем сеанс горизонтальной психотерапии для повышения самооценки?

Это было предложено просто как аспирин. Даша вообще смотрела на вещи просто – не в силу приписываемой спортсменам молвой ограниченности, а из сугубо принципиальных соображений: жизнь сама по себе очень запутанная штука, так на кой ляд ее искусственно усложнять?

– Ну да, – хмыкнул Якушев, – с тобой повысишь самооценку. Какая самооценка может быть у выжатого лимона? Причем выжатого не вручную, а в соковыжималке.

– Слабак, – пренебрежительно объявила Даша. – Хотя есть мнение, что ты просто косишь под пингвина. Видали мы такие выжатые лимоны. На тебе же пахать можно!

– Мерси за комплимент, – сказал Якушев и все-таки вынул из ящика сигареты и пепельницу.

– Обалдел? – изумилась Даша. – Коляныч застукает – пробкой с работы вылетишь!

– Подумаешь, трагедия, – фыркнул Якушев, чиркая колесиком зажигалки. – Разве это работа?

– А по-твоему, нет? – Даша смотрела на него, смешно нахмурив тонко выщипанные брови. – Слушай, а кем ты был раньше?

– Неважно, – помрачнев, сказал Якушев. – Оттуда я вылетел вот именно пробкой. Это у меня хобби такое, а может, призвание – вылетать пробкой. Хлоп!

Засунув палец за щеку, он очень похоже изобразил звук извлеченной из бутылочного горлышка пробки, а потом закурил сигарету и демонстративно выпустил в потолок длинную струю

дыма.

Даша отняла у него сигарету, затушила в пепельнице и бросила в мусорную корзину под столом.

– Глупости, – сказала она. – Что ты выдумываешь? Нельзя программировать себя на неудачу, потому что…

– Опять свои психованные брошюры читала? – с улыбкой перебил Якушев. – То-то я гляжу, что из тебя нынче специальная терминология так и прет: психотерапия, самооценка, программирование… Кругозор расширяешь, растешь над собой? Нет, Дарья, твои брошюрки мне не помогут. Сколько ни тверди – жизнь, мол, прекрасна и удивительна, – лучше она от этого не станет. Как ни уговаривай себя, что дерьмо вкусней конфеты, слаще оно от этого не сделается.

– Ну, ты чего, Юрка? – Протянув руку, Даша пятерней взлохматила ему волосы. – И правда, совсем скис… Ну, хочешь, выпьем? Часок посиди, я со своими коровами позанимаюсь, и пойдем. Тут за углом новый бар открылся, говорят, чумовой…

– Спасибо, Дашка, ты настоящий друг, – сказал Якушев и, поскольку не привык жать девушкам руки, пожал ей колено.

– Губа не дура, – произнес со стороны дверей смутно знакомый сочный мужской баритон. – Гляди, как устроился! Ты чем, щучий глаз, на рабочем месте занимаешься?

Даша и Якушев одновременно повернулись на голос, причем оба забыли о лежащей на Дашином колене руке, вызвавшей столь бурную реакцию посетителя. Их взорам предстал гренадерского роста и богатырского телосложения мужчина во влажной от моросящего снаружи дождя короткой кожаной куртке, линялых джинсах и прочных ботинках на толстой рубчатой подошве. В коротких темных волосах блестели капельки воды, твердое загорелое лицо расплылось в неумелой улыбке.

– Ого! – рефлекторно отреагировала на появление этой колоритной фигуры Даша, а потом, спохватившись, строго сказала: – Мужчина, вы куда? На дверях написано: «Посторонним вход воспрещен». Вы что, читать не умеете?

– Мать моя женщина! – тихо ахнул Юрий. – Легок на помине. Знакомьтесь. Это Дарья, а это вот – Ти-Рекс.

– Похож, – сказала Даша.

– Иди сюда, трепло столичное, – сказал Якушеву майор Быков. – Я тебя научу Родину любить и старших уважать!

Якушев встал и очутился в медвежьих объятиях командира.

– Прощай, Дашка! – придушенно просипел он. – Завещаю тебе свой мотоцикл…

Быков выпустил его, и он принялся озабоченно ощупывать себя со всех сторон, проверяя, целы ли кости.

– Ну, ты здоров, Данилыч, – бормотал он. – Я и забыл, грешным делом, какой ты медведь…

– Неужто память такая короткая? – усмехнулся майор.

– Да вроде не жалуюсь… – начал Якушев и осекся, бросив случайный взгляд на Дашу.

Даша смотрела на Быкова приоткрыв рот, как ребенок на Деда Мороза, и пребывала в явном, хотя и немом восхищении. Юрий, удивляясь себе, почувствовал легкий укол ревности: на него Даша так не смотрела никогда, и он даже не подозревал, что кто-то может произвести на нее такое глубокое впечатление.