Спецназовец. Взгляд снайпера
Шрифт:
– Сам разберусь, – буркнул Парамонов. – У меня с этой сволочью свои счеты, так что обойдусь без тебя.
– Ну-ну, – сказал Молоканов. – Если что – ты знаешь, как меня найти. И не тяни, это не в твоих интересах. Имей, пожалуйста, в виду: как только увижу, что ситуация начинает выходить из-под контроля, я тебя просто укокошу. И мордоворотов твоих перестреляю, как бешеных собак, пока они не начали давать показания.
– Да ты сам маньячила, – пытаясь скрыть растерянность за неуклюжей шуткой, сказал Парамонов.
– Ничего подобного, – возразил Молоканов. – Я просто хочу жить – по возможности на свободе и не испытывая нужды в финансовых средствах. И до сих пор мне это неплохо удавалось. А знаешь почему? Потому что я никогда не подставляюсь сам и не позволяю другим подставлять себя. А ты сейчас как раз тем и занимаешься, что пытаешься меня подставить. Да, не спорю, я беру с тебя деньги за решение
Он залпом допил пиво, небрежно сунул в карман куртки переданный Парамоновым пухлый незапечатанный конверт и, не прощаясь, направился к выходу. Дождь еще шел, но гроза уже кончилась. Туча уползла, устало погромыхивая где-то вдалеке, сквозь рваные клочья облаков проглянуло солнце, и стекающие с провисшего тента нити дождевой воды весело сверкали в его лучах, как занавес из стеклянных бус. Заранее прикрывая лысую макушку барсеткой, Молоканов нырнул под этот занавес и побежал, неуклюже прыгая через мелкие прозрачные лужи, к своему дорогому не по чину внедорожнику.
– Твою ж мать, – с тоской пробормотал Виктор Тарасович Парамонов, не в силах понять, по воле какого злого волшебника менее чем за сутки из преуспевающего, пускай и нечистого на руку бизнесмена превратился в беззащитную дичь, на которую не охотится только ленивый.
Глава 5
Мысленно утирая со лба несуществующий трудовой пот, Юрий Якушев сунул в бумажник квитанцию и неторопливо, чтобы не привлекать к своей персоне излишнего внимания, отошел от приемного окошка камеры хранения.
На деле окошко представляло собой вовсе не окошко, а снабженную прочной стальной решеткой дверь, за которой находилось просторное сумрачное помещение, разгороженное поднимающимися почти до потолка, загроможденными ручной кладью стеллажами. Там, внутри, недобрым призраком шастала взад-вперед, перетаскивая тяжеленные чемоданы и сумки, толстая неопрятная тетка в грязноватом синем халате. Она была дьявольски неприветлива и смотрела с подозрением. Юрий не осуждал ее за хмурый вид: такой работе не позавидуешь, особенно в наше неспокойное время, когда любая из принятых тобой на хранение сумок может содержать хоть сотню килограммов тротилового эквивалента, который в недобрый час за доли секунды вознесет тебя в верхние слои атмосферы вместе с половиной вокзала. И, словно этого было мало, где-то поблизости расположился туалет, который, судя по заполняющему подвальный этаж зловонию, давно нуждался не только в капитальном ремонте, но и в элементарной уборке. Воняло так, что Якушев со своей специальной подготовкой с трудом выстоял короткую очередь в камеру хранения, и ему стоило немалых трудов взять себя в руки и произвести все необходимые действия, направленные на то, чтобы отвлечь внимание приемщицы от того, что она принимала.
Усилия инструкторов учебного центра спецназа ГРУ не прошли даром. Настоящим гипнотизером, каких не так уж мало среди кадровых офицеров внешней разведки, Юрий, конечно, не стал, но на какое-то время запорошить глаза мог кому угодно. Правда, приемщица оказалась крепким орешком. Чтобы навести на человека морок, надо как минимум обратить на себя его внимание, а это в данном случае было нелегко: для тетки в синем халате все клиенты были на одно лицо, и интересовалась она ими не больше, чем мухами, вьющимися над навозной кучей. Зато на сдаваемый в камеру хранения багаж эта церберша смотрела взглядом профессиональной таможенницы, а пластиковый футляр, который Юрий принес на вокзал, хоть и смахивал на плоский атташе-кейс, но все же не настолько, чтобы не привлечь к себе внимания, уж очень странные для чемодана у него были габариты. Поэтому Юрию пришлось отвлечь тетку парой стандартных приемов, и он вздохнул с облегчением, только когда чреватый массой неприятностей скорострельный подарок Магомеда Расулова благополучно разместился на железной полке между туго набитой, неподъемной на вид черной дорожной сумкой и чьим-то здоровенным, в половину человеческого роста, рюкзаком на алюминиевой раме.
Прятать винтовку на вокзале было довольно глупо: Юрий сильно напоминал себе пресловутого гражданина Корейко с его набитым миллионами чемоданчиком. Но держать оружие дома было еще глупее, особенно теперь, когда он снова попал в поле зрения родной московской милиции. Ничего страшного или хотя бы из ряда вон выходящего пока не случилось, но Юрий давным-давно на горьком опыте убедился, что в его случае поговорка «Пришла беда – отворяй ворота» срабатывает почти в ста процентах случаев. Интуиция уже давно нашептывала ему что-то невнятное, но явно тревожное, а теперь ее шелестящий
Дальнейшее вытекало одно из другого так же естественно и неумолимо, как вода из прохудившегося ведра: новая встреча с господином Парамоновым и его клевретами, очередное, более чем вероятное задержание и, вполне возможно, обыск. И – незарегистрированный нарезной ствол в шкафу, да еще и с профессиональной оптикой. Учитывая биографию отставного спецназовца Якушева, менты его поймут. Но церемониться с ним не станут – опять же учитывая биографию и полученную им подготовку – и постараются выжать из своей находки все, что можно. И Басалыгин ему уже не поможет – он всего-навсего полковник, а не Господь Бог, и у него недостаточно сил и влияния, чтобы в открытую бодаться с Его Величеством Законом. Да и вообще, зачем без видимой необходимости ставить в неловкое положение хорошего человека? Куда проще заранее навести в доме порядок и ждать развития событий, не отвлекаясь мыслями на всякую ерунду…
Разыскивая в здании вокзала почтовое отделение, Юрий мысленно сетовал на судьбу. Он знал, что на свете есть люди, и их не так уж мало, которым ни разу в жизни не довелось не то что подраться, но даже и очутиться в ситуации, когда приходится выбирать между дракой и потерей лица. Поверить в существование таких счастливчиков ему было трудно, почти невозможно, поскольку сам он притягивал такие ситуации, как мощный магнит железные опилки. И сейчас, уже в который раз осознав, что мирная жизнь, о которой когда-то так мечтал, не задалась и выбора просто-напросто нет, он снова пожалел, что не остался в армии, где хотя бы теоретически ясно, кто друг, а кто враг, и где всем и каждому известно, как надлежит поступать с врагом. В армии уничтожить врага – доблесть, на гражданке – уголовно наказуемое преступление, которое будет тяжким камнем висеть у тебя на шее до конца твоих дней, даже если повезет избежать наказания. Да и кто ты такой, чтобы решать, кто заслуживает уничтожения, а кто нет? И не надо, не надо опять ссылаться на Баклана, в таких делах сердце – далеко не лучший советчик. Потому что в сердцах дать кому-то в морду – это одно, а убить – совсем другое. В морду Парамонову Юрий уже дал, только вряд ли его это остановит: на кону деньги, и немалые, и битая морда в таком деле – не финал, а всего лишь прелюдия, стимул к новым, более решительным действиям.
Отыскав почту, Юрий купил конверт с маркой, вложил в него квитанцию из камеры хранения, заклеил и написал адрес: Москва, главпочтамт, до востребования, Ю. Якушеву. Узкий безгубый рот почтового ящика беззвучно сглотнул это послание самому себе, и, немного успокоившись по поводу результатов гипотетического обыска, Юрий направился на стоянку, где оставил свою машину.
В небе над Москвой полдня бродила грозовая туча – погромыхивала, посверкивала издалека молниями, растягивала то над одним, то над другим микрорайоном серые косые полотнища дождя. Но перемещения Юрия Якушева по городу так и не совпали с ее сложным зигзагообразным маршрутом – на его долю все время доставались только мелкие лужи на асфальте, которые сердито шипели под колесами, да пригоршни пыли и мелкого мусора, которые время от времени швырял в стекло хулиганствующий ветер. Он видел мокрые машины и троллейбусы, видел людей, которые, стоя на остановках общественного транспорта, встряхивали и складывали сырые зонты, недоверчиво косясь на небо, очистившееся так же внезапно, как и нахмурилось. Один раз он заметил девушку в коротеньком, промокшем до нитки платье, с длинными мокрыми волосами, которая стояла на перекрестке, дожидаясь зеленого сигнала светофора, и держала в руке снятые босоножки. Она была похожа на кадр из старого кинофильма или на кусочек ранней юности, занесенный сюда из давних времен порывом грозы; она показалась Юрию совсем юной и красивой, как сказочная принцесса, и он, засмотревшись, едва не проехал перекресток на красный свет.