Спецоперация, или Где вы были 4000 лет?
Шрифт:
Она начала так.
Петр, а знаешь, где мы были эти четыре тысячи лет?
Все началось в Шумере. Я была молодой-жрицей девственницей, а Георгий — верховным жрецом. Меня звали Эльмештум, а его Элайя.
Состарилась шумерская цивилизация, одряхлела культура. Обращенная в прошлое, она уже не могла держать то, что создала, и впитывать в себя живительные силы нового. Если бы ты, Петр, посмотрел со стороны на тот день, о котором я хочу тебе рассказать, то ты бы не заметил краха за внешним фасадом показной роскоши и мощи. Шумерский язык все еще оставался официальным языком и языком обрядов, которые проводил Элайя. 4 тысячи лет назад он жил уже не первую свою жизнь и был с точки зрения человеческой эстетики самим совершенством, как и положено главному служителю
Готовили его к этой должности с самого рождения, он был вторым сыном правителя, а я его племянницей. Мы оба получили образование при храме и традиционное посвящение. Каково оно было, я уже не помню. Да оно и не мудрено, невозможно запомнить все детали жизни, которая случилась 4 тысячи лет назад. Мне позволено вспомнить только один день из того рокового времени, которое стало началом конца.
В дни, свободные от обрядов, а было их много в ту пору, жрец составлял гороскопы правителям и учебные пособия для людей о поведении в храме и за пределами оного. Он предсказывал погоду, довольно точно, точнее, чем теперешние телевизионные девушки на в узких юбках и деловых пиджаках, составлял рекомендации для земледельцев. Он знал свойства трав и растений, чтобы лечить людей. Это было прекрасно — без антибиотиков и антидепрессантов. Предсказывал будущее по внутренностям животных и расположению светил, знал тысячи заклинаний от всякой напасти и периодически изгонял бесов, хотя даже тогда многие не верили в то, что виною краха империи были бесы. Большинство догадывалось, что наша власть идет куда-то не туда, что слишком много войн и слишком мало любви.
Магические ритуалы были основой жречества. Но я была плохой ученицей, я не помнила того, что было выгравировано на столетних табличках клинописью, поэтому придумывала свои. Они тоже работали, и никто не замечал, что я делаю что-то не то. Я говорила на шумерском, а народ — уже на смеси аккадского и шумерского. И это очень расстраивало Элайю. Он всячески пытался отстоять прошлое и свои интересы, но волны семитского влияния накатывали все сильнее и сильнее. Имя им легион.
По традиции посты храмовых жрецов передавались от отца к сыну. Но традиции разрушались, поэтому уже многие жрецы без роду и племени, приемыши влиятельных людей, смогли добиться жреческого назначения. Элайя был исключением и особо гордился, что он сын царя. Он ревностно охранял секреты своего ремесла.
А я была молодой и красивой сангу, дочерью царя, поэтому стала верховной жрицей богини Иштар. Я даже не могу сказать, нравилось мне это или нет. Просто такова была моя судьба.
Верховный жрец, мой дядя, стал выказывать мне особые знаки внимания. Не как дядя племяннице или верховный жрец жрице Иштар. Он воспылал страстью ко мне. Но его вера не позволяла ему предаваться блуду со мной, жрицей-девственницей. И он задумал чудовищное!
Обряды в то время проводились довольно закрытые, и тела были закрытые, мы служили богам в просторных одеждах из грубого материала. И он тосковал по тем временам, когда жрецы и жрицы должны были прислуживать богам голыми. Он так хотел увидеть мое тело. Втайне он желал меня, и долгими ночами не мог уснуть, сгорая от вожделения.
Храмовые обряды усложнились до глупости, и вернуть все к тому, чтобы служить голыми, было невероятно трудным. Но для верховного жреца даже в то время не было ничего невозможного.
Каждый день Элайя старался поддерживать пышность обрядов. Он не хотел признавать, что чем пышнее обряды, тем ближе конец. Все это делалось для того, чтобы внушить горожанам мысль о величии храма и религии. Но результат был обратным. Он катился в бездну вместе со своим народом, вместе со мной, прекрасной и наивной сангу, которую он захотел убить. Ведь она просто кричала своею юностью и живостью, что старому миру конец!
Он
Уже совсем скоро Иштар наказала его и его народ тем, что рухнули древние устои общественной жизни, традиции, обычаи.
Через меня боги послали трагедию в Урук.
Каждый раз, когда Элайя входил в храм, чтобы освятить алтарь, я стояла, потупив свой взор. Я чувствовала его желание и старалась не провоцировать его. Я боялась его, он чувствовал мой животный страх, и это возбуждало его еще больше. Он не мог меня сделать своей, но он мог меня убить. Жрец был хитер, поэтому смерть должна была быть хорошо подготовленной.
У жриц в то время было только два пути: быть посвященной в жрицы-девственницы, служительницы богини Иштар или стать храмовой проституткой. Храмовые жрицы-проститутки практически все проходили через Элайю, служение телом было их прямой обязанностью. Как две ипостаси Иштар: девственная и непорочная с одной стороны, и плодовитая и дающая мужчине с другой. После одобрения Элайи жриц посылали на постоялые дворы, где останавливались путешественники, и они занимались с ними любовью во славу Иштар, великой богини.
Но я была дочерью царя, поэтому он не мог сделать меня храмовой проституткой.
Петр видел образ жрицы-девственницы. И видел, как верховный жрец подготавливает ее священное убийство.
Близилась церемония символического брака богини Иштар и бога Энки, которая проводилась каждый год с 16-го по 22-й день месяца Шабату, 11-й, зимний и самый холодный месяц в году, месяц ветров, перемен и разрушений. В этот раз церемония должна была быть особенной. Перед собравшимся народом жрец рассказывал о новой воле богов, а пока полным ходом шла подготовка к празднику. Воскуривание благовоний, возлияние жертвенной воды, масла, пива, вина — все это предназначалось Иштар и Энки. На жертвенных столах резали овец и других животных, а жрец смотрел на корчившихся в муках барашков и представлял, как он это делает с Эльмештум. Дары должны были быть в этот раз очень щедрыми, потому что все шептались в храме о том, что боги прокляли шумеров. Война с соседним государством, которым правил Шаррумкен, никак не заканчивалась, хотя царь Шумера был уверен, что она не продлится больше недели. Но вот уже прошло несколько месяцев, ничего не менялось. Аккадские земли так и не были завоеваны, только все больше воинов погибали в бою, и требовались все новые жертвы.
В праздник Шабату жрецы-музыканты играли на лирах, арфах, цимбалах и флейтах. Перед храмом толпились верующие. Вдоль внутренних и наружных стен, во дворах и нишах были расставлены стелы, статуи, жертвенные сосуды, принесенные в дар храму правителями всех времен и простыми людьми. Вездесущие каменные статуи и статуэтки должны были неустанно молить богов о благополучии и долгой жизни их жертвователей. Фигурки изображали людей со смиренно сложенными на груди руками.
Внутри храма все было готово, после молитвы жрец вышел к народу. Стенания и плач по затопленным и разрушенным городам заполняли пространство вокруг храма, у шумеров было принято поминать не только людей, но и города. Плакальщицы за это получали неплохо — платой им было пиво и мука. Традиционные плачи сменились традиционными просьбами. Богов просили не затапливать людей и их дома, не разрушать храмы и города. Как будто это возможно. Вокруг храма жрецы и обычные люди не только оплакивали прошлое и просили за будущее, но там же собирался Совет богов, который решал судьбу страны и мира. Совет богов постановил городу жить и миру быть. Но, видимо, боги обманули нас. Или богиня Иштар разозлилась на людей за свою дочь, посланную на землю.