Спецы: лучшая проза о борьбе с наркомафией
Шрифт:
Костя с баем пошли к парку, а двое потомков Насреддина встали по обеим сторонам от меня в любимой позе Адика Шикльгрубера. Каких-либо признаков наличия оружия у них я не заметил. Либо умеют правильно носить, либо просто полагаются на свои рукопашные навыки. Если второе – зря они так. Я мальчуган проворный и подготовленный, если ситуация свалится в штопор, могу доставить немало хлопот…
Костя с баем дошли до машины. Ростовский приспустил стекло и передал камеру Косте.
Бай даже не сделал попытки заглянуть в салон:
Аристократ. Лично я обязательно полюбопытствовал бы, что это там за Гена-умник, который стесняется знакомиться с таким большим человеком.
Физиолептику от крыльца не разобрать – далековато, но было видно, что бай смотрит запись очень внимательно и сосредоточенно.
Так… Вы, наверное, в курсе, что сейчас смотрит наш аристократ? Если нет, то я в двух словах доведу.
Это сцена возле новостройки, состоящая из двух неравных фрагментов. Первый – без малого две минуты, второй – двадцать восемь секунд.
На первом фрагменте Андижо мило беседует с Анваром и устраивает ему косметическую процедуру из мозгов Сохроба. Финальный кадр – забрызганное кровью лицо Анвара крупным планом.
Второй фрагмент: резюме. То же место, те же люди – но мертвые. Без Анвара. Финальный кадр – распростертое на траве тело Андижо. Крупным планом.
Бай досмотрел запись, несколько секунд подумал и, посмотрев в нашу сторону, кивнул.
– Можно идти, – вежливо сказал один из потомков Насреддина.
Я подошел к машине и через узкий оконный проем передал деньги Ростовскому. Валера дал мне флэшку, которую я тотчас же вручил баю.
– Это что?
– Это запись, – пояснил Костя. – Копия.
– Хорошо…
Бай сунул флэшку в карман, но камеру не вернул: поставил ее на крышу машины и, надев очки, просмотрел запись еще раз.
Лицо его было скорбным и суровым, во взгляде легко читалась великая озабоченность. Мы принесли большому человеку большие же проблемы, которые нужно решать безотлагательно. Решение этих проблем чревато самыми непредсказуемыми последствиями, так что озабоченность весьма уместна.
– Гена? – Бай досмотрел запись и отдал камеру Косте.
– Я вас слушаю, – глуховато отозвался Ростовский из салона.
– Здесь две серии, – бай говорил, стоя к машине спиной и почему-то в упор глядя на меня. – У меня такое впечатление, что это первая и третья. Так вот, Гена… Я дам любые деньги за вторую серию. Она у вас есть?
– Нет, по данному происшествию – только два вот этих фрагмента, – не задумываясь, ответил Ростовский. – Если бы была, как вы сказали, «вторая серия», я бы в первую очередь предложил ее вам. Ну, возможно – за совсем другие деньги.
– Понятно… – задумчиво протянул бай, продолжая глядеть на меня – и поверьте, это было очень непросто, стоять с тупой рожей и равнодушно моргать, как будто я никакого отношения к этой «второй серии» не имею
Бай развернулся и пошел к крыльцу.
– Мне жаль вашего племянника, – запоздало прорезался Ростовский из проема. – Примите мои соболезнования.
– Мне не нужны ваши соболезнования, – неожиданно сырым голосом проскрипел бай, не соизволив даже обернуться. – Убирайтесь, пока я не передумал…
Сделка номер два была назначена на 15.00 в районе Савеловского рынка. Пока ехали к рынку, провели с Костей экспресс-дискуссию по методике подачи себя любимых сторонним мафиози.
– Знаешь, таким чмо я себя еще никогда в жизни не чувствовал.
– Хе-хе… Значит, хорошо получилось. Фальши не уловил?
– Насчет фальши – не знаю… Но выглядел ты как последний свин. Да и я с тобой на пару.
– А о чем они говорили?
– Когда?
– Как только Сам вошел в кабинет.
– Про твою шаурму говорили. Кто принес да зачем пустили. Тебя, кстати, толстым обозвали.
– А вот это точно наговор.
– Почему наговор? Умей признавать свои недостатки. Заниматься надо больше – и все рассосется.
– Да ладно! У меня вполне стандартная фигура. Это я просто на фоне тебя кажусь толстым. Когда один – никто не обзывает.
– Ты от темы не уклоняйся. Нам обязательно было вот так свинячить? Этот бай теперь будет считать, что мы конченые ублюдки.
– И это славно, – совершенно серьезно заявил Костя. – Он очень неглупый, этот бай. Нет, не так: он очень умный. Если бы мы вели себя прилично – это было бы нехорошо. Сам посуди: пришли люди, пытаются понравиться. Значит – что? Стандарт для любого «развода».
– А пришли люди – притащили шаурму и стали жрать? Это в ресторане-то! Вот это точно не стандарт и очень даже запоминающееся событие. Мы насильно вбили себя ему в память. Разве нет?
– Нет. Шаурма – экспромт, такое заранее не придумаешь. А вдруг бы он приказал нам стол накрыть? Думаю, мы были первые, кто к нему в ресторан приволок свою дрянную еду. Это неприятно. Это неудобно. Это вообще – шок. Рисковали: был бы не такой уравновешенный, мог бы приказать завалить на месте.
– Ну спасибо!
– Да нет, наводили же справки, прогноз какой-никакой я составил. В общем, не буду детализировать, скажу общо: он постарается об этом как можно быстрее забыть. То есть насильственно вычеркнет нас – мелких гаденьких типчиков с нашей отвратительной шаурмой – из своей жизни и заместит чем-нибудь более значимым и приятным. Например, охотой на убийц своего племянника и сладостной местью.
– Ну – не знаю… Ты доктор, тебе виднее. Но ты, доктор, как мне кажется, в данном случае все усугубил и подверг мероприятие ненужному риску.