Спенсервиль
Шрифт:
– Да.
– Чертовски хорошая была игра. И поучительная. Даже если все идет не так, держись, терпи, выкладывайся, и можешь получить шанс. Интересно, сохранились ли еще те кадры на пленке?
– Наверное.
– Хотелось бы мне на них взглянуть. Слушай, а ты Бакстера по школе помнишь?
– Нет… хотя да, помню.
– Он и тогда был дерьмом. Ты с ним ни разу не дрался?
– Нет, а надо было бы.
– Поквитаться никогда не поздно.
– Вот он именно так и думает – потому-то мы сейчас и здесь.
– Да… но мы же ему в школе никогда ничего плохого не делали. Я,
– Он всегда выбирал только слабых, – заметил Кит.
На это Билли Марлон ничего не ответил, но спустя некоторое время проговорил:
– Тебя– то он здорово уделал! – И, усмехнувшись, добавил: – А знаешь, когда мы с тобой встретились тогда в баре, то на следующий день, как у меня в голове прояснилось, я сразу вспомнил о тебе и об Энни Прентис. И у меня возникла мысль, что между вами обязательно все должно начаться снова. Умный я парень, скажи?
Кит ничего не ответил.
– Я думаю, что и он это тоже сразу вычислил, – продолжал Билли. – Знаешь, я с ней одно время сталкивался иногда на улице. В школе-то я ее не очень хорошо знал, но все-таки учились мы вместе, и поэтому она при таких встречах всегда улыбалась мне и здоровалась. А иногда останавливалась, спрашивала, как у меня дела, и мы с ней перебрасывались несколькими словами. Я в таких случаях стоял, как дурак, и думал про себя: «Надо бы тебе рассказать, что твой муж трахает мою жену», но, разумеется, я ей ничего подобного никогда не говорил. Да и болтать с ней подолгу мне тоже не особенно хотелось: боялся, что если Бакстер увидит, как мы разговариваем, то непременно сделает какую-нибудь гадость или мне, или ей.
– Пожалуй, надо мне все-таки позволить тебе его выпотрошить, – проговорил Кит.
– Для этого я в твоих разрешениях не нуждаюсь, – ответил, взглянув на него, Марлон.
Подобный ответ несколько удивил Кита, хотя применительно к Билли это был хороший признак.
– Мы ведь договорились, что командовать буду я, – сказал Кит.
Билли промолчал.
Прошел еще час – теперь становилось уже по-настоящему холодно. Кит бросил взгляд на часы: десять вечера. Ему не терпелось начать действовать, но было еще слишком рано. Бакстер наверняка не спит и бдит, да и собаки пока тоже настороже.
Луна перешла в юго-западную часть неба – значит, прикинул Кит, светить она будет еще часа два или три.
– Ну ладно, действуем так, – проговорил Кит. – При свете луны убираем собак, потом ждем, когда она зайдет, тогда я бросаюсь через поляну к дому, ты меня прикрываешь, я забираюсь на террасу и прижимаюсь спиной к стене возле раздвижной стеклянной двери. Согласен?
– Пока да.
– Дальше твоя задача его выманить. Лаять по-собачьи можешь?
– Само собой.
– Значит, ты лаешь – он выходит, как тогда; только на этот раз я у него за спиной и приставляю ему револьвер к голове. Просто и безопасно. Как тебе такой план?
– На слух неплохо… впрочем, на слух планы всегда хороши, верно?
– Верно. Но иногда они еще
Билли улыбнулся:
– Помнишь те схемы, которые мы рисовали мелом на доске на тренировках? На них мы каждый матч выигрывали. И в армии тоже так было. Но в этих схемах никогда не учитывалось, что будет, если кого-то из наших парней выведут из строя, и никогда не бывало известно заранее, каковы планы другой стороны.
– Такова жизнь.
– Точно. – Билли пару минут помолчал, потом сказал: – Пожалуй, я действительно сам себя обманул. Я, а не кто-то другой. Но я слишком долго проболтался на поле, – добавил он, – и уж этот-то шанс теперь не упущу.
Они продолжали сидеть в темноте и холоде, завернувшись в толстые холщовые пончо. Ровно в полночь Кит поднялся, сбросил пончо на землю и проговорил:
– Пошли.
Глава сороковая
Клифф Бакстер отложил журнал и зевнул. Потом докончил банку пива, выудил из пакетика пригоршню соленой соломки и принялся жевать. Он посмотрел на сидевшую в кресле-качалке жену и бросил несколько соломок ей на одеяло.
– Не говори потом, что я не проявлял о тебе заботу. Ешь на здоровье.
Энни ничего не ответила и не обратила на угощение никакого внимания.
– Готова отправляться в постель, дорогуша? – поинтересовался он.
Не отрывая взгляда от постепенно угасавшего пламени, она ответила:
– Нет, хочу посидеть здесь.
– Вот как? Всю ночь?
– Да.
– А кто же меня приласкает?
– В любом случае не я. Ты же меня приковываешь к кровати.
– Фиксирую наручниками, а не приковываю.
– Какая для меня разница?
– Ну, если бы я мог тебе доверять, ты бы не сидела, прикрепленная цепью к полу, не спала бы в наручниках, и вообще бы ничего этого не было. А разве я могу тебе доверять?
– Да.
– Ну конечно, – рассмеялся он. – Если хочу, чтобы ты мне вышибла мозги.
– Ты что, боишься меня? – Энни перевела на него взгляд.
Глаза у Бакстера стали узкие, как щелки, и он ответил:
– Я боюсь любого, кто способен нажать на курок. Я не дурак.
– Нет, конечно, – согласилась Энни. – Но ты…
– Что?
– Ты не веришь людям, Клифф. Ты вообще доверять-то умеешь?
– Нет. И почему я должен кому-то доверять? Почему я должен доверять тебе?
– А если я дам тебе слово, что не буду пытаться убить тебя, ты снимешь с меня цепь и наручники?
– Нет. А чем это они тебе так мешают?
– Чем?! Просто я не хочу сидеть на цепи, как животное. Вот и все.
– Ты сидишь не как животное. У животных бывает больше свободы, – рассмеялся он. – А ты прикована, как каторжник, преступивший закон. Собаки, которые там, на улице, ничего плохого не сделали, а потому они могут свободно перемещаться где-то на целую сотню ярдов. А вы проиграли, мадам. И теперь терпите. Может быть, недели через три-четыре я пересажу тебя на ту проволоку, вдоль которой сейчас бегают собаки. Вот тогда ты сможешь говорить, что сидишь на цепи, как животное, и еще благодарить меня будешь.