Сперанский
Шрифт:
Ситуация изменилась после того, как «присутствующим» в Комиссии назначен был Сперанский. И уж совершенно другим стало положение Розенкампфа после того, как Михайло Михайлович занял пост, по своей должности товарища министра юстиции (с 16 декабря 1808 года), управляющего Комиссией составления законов (с 7 марта 1809 года — членом Правления Комиссии), а после учреждения Государственного совета стал директором этой комиссии. Попав под начало человека сведущего в законодательстве и к тому же энергичного, каковым был Сперанский, Розенкампф окончательно лишился свободы действовать по собственному усмотрению. Убедившись в совершенной беспомощности иностранцев, привлеченных Розенкампфом на службу в Комиссию, Михайло Михайлович распорядился прекратить им выплаты денежного содержания.
О том, сколько желчи пролил Густав Андреевич на Сперанского в связи с таким поворотом событий, хорошо свидетельствуют его записки. Они весьма
Обладая очень счастливыми дарованиями, привлекательною наружностью и при том в высшей степени искусством, лестью, уступчивостью соглашаться со всеми мнениями лиц высших, уступавших ему в дарованиях, ему удалось быстро пройти по первым ступеням служебной лестницы, отодвигая в сторону сослуживцев, причем не было недостатка с его стороны в различных всякого рода интригах… В его власти было если не вполне достичь желаемой цели, то, по крайней мере, положить прочное к тому основание, именно тем, чтобы основательно и правильно постигнуть значение общественных учреждений. Сперанский в состоянии был бы это сделать, если бы эту большую заслугу не принес в жертву своему стремлению к новшеству, своему пустому тщеславию все переделать.
Помимо Розенкампфа, судьбе угодно будет послать Сперанскому в качестве злейшего его врага еще одного иностранца и барона. Им станет швед Густав Мориц Армфельд, о котором еще будет разговор.
Вообще говоря, злобность и мстительность весьма часто встречались у иностранцев, состоявших на службе российскому императору. Попадая в Россию, они редко приобретали к ней ту привязанность, что сродни чувству любви к родине [10]. А при отсутствии сей привязанности, этого священного чувства, заложенный в человеческой природе эгоизм всегда получает прекрасную возможность для буйного расцвета. Должность легко превращалась в руках иностранца из средства служения стране, обществу в источник личной наживы. И чем более искусным как специалист был иностранец, тем успешнее обделывал он на государственной службе в России свои делишки. Постоянно ощущая естественную в такой ситуации неприязнь к себе со стороны русских, иностранные специалисты сполна компенсировали ее карьеризмом, преследованием неугодных им людей, глумлением над личностным достоинством окружающих. Главным орудием и здесь становилась должность.
С. М. Соловьев восславлял Петра I за то, что, привлекая отовсюду «полезных» иностранцев, он не давал им первых ролей, которые оставались за русскими. Неужто не догадывался знаменитый наш историк вслед за Петром, что вторые-третьи-четвертые роли в государственном управлении в чем-то очень существенном для нации поважнее ролей первых? Поважней во все времена в том самом главном, что именовать принято «нравственностью» или духом нации!
Впрочем, это не вопрос еще. Не чужестранцам нас озадачивать! Что нам чужие, когда свои, природно русские(не все, но в приличном довольно множестве), заимевши в своем Отечестве должности и власть, будто по волшебному порядку какому, оборачиваются в иностранцев.Как же повелось на Руси такое? Отчего до сих пор ведется?..
Среди русских сановников-чиновников недоброжелательство к Сперанскому развивалось по тем же законам, что и среди иностранцев. Оно росло по мере возвышения Сперанского, но до определенного времени оставалось скрытым. Ситуация резко изменилась сразу после того, как Михайло Михайлович, сделавшись ближайшим советником императора, приступил к осуществлению своего плана реформ.
По причине ли особенной застойности русской общественной жизни или под впечатлением незабвенных реформаторских деяний Петра Великого укоренилась в характере русской знати привычка смотреть на всякую реформу как на революцию. Любых реформ в обществе русские вельможи — и в том даже случае, если ничегошеньки не знали конкретного о содержании и смысле их, — боялись. Боялись так, как боятся обыкновенно каждого стука в дверь, каждого шороха у своего жилища мелкие казнокрады. Когда на место «Негласного комитета» встал Сперанский и облеченный доверием государя приступил к разработке проектов государственных преобразований, прежняя боязнь реформ превратилась у них прямо-таки в панический страх.
Этот страх обрел реальную почву после издания 3 апреля 1809 года высочайшего Именного Указа Правительствующему Сенату «О неприсвоении званиям камергеров и камер-юнкеров
Всем камергерам и камер-юнкерам, пребывавшим при императорском дворе и не состоявшим ни в военной, ни в гражданской службе, предписывалось избрать в течение двух месяцев от издания сего указа «род действительной службы» и сообщить о том государю. Те из них, которые не изберут службы, должны были считаться в отставке.
Указ от 3 апреля 1809 года обращал звания камер-юнкера и камергера, которые будут присваиваться в будущем, в придворные отличия, знаки особенного внимания императора к роду или предшествующим заслугам того лица, которое их будет удостоено. Носители этих званий должны были при вступлении в военную или гражданскую службу проходить ее «с первоначальных чинов, по установленному порядку».
Сперанскому совсем нетрудно было убедить императора Александра в необходимости этой реформы. Его величество весьма неприязненно относился к придворным званиям. Камер-юнкеров и камергеров, предназначенных украшать собою разные дворцовые церемонии, то есть шаркать по паркету дворцовых зал, он презрительно называл «полотерами» [12]. И однако же все возмущение носителей придворных званий, принужденных Указом от 3 апреля 1809 года искать работу в пыльных канцеляриях, обратилось на одного Сперанского.
Подобное произошло и в результате издания вышеописанного Указа от 6 августа 1809 года, которым для продвижения на гражданской службе требовалось иметь университетское образование или прочные знания в словесных, исторических, юридических, математических и физических науках и сдавать по ним экзамены. Ненависть к Сперанскому охватила на этот раз необъятную армию необразованных чиновников.
Настроения, распространенные в среде столичных чиновников после издания Указа от 6 августа 1809 года, хорошо передавала следующая ироническая «Элегия» харьковского стихотворца Акима Нахимова [13]:
Восплачь Канцелярист, Повытчик, Секретарь, Надсмотрщик возрыдай и вся приказна тварь! Ланиты в горести чернилами натрите И в перси перьями друг друга поразите: О сколь вы за грехи наказаны судьбой! Зрят тучу страшную палаты над собой, Которой молния грозит вам просвещеньем, И акциденций всех и ябед истребленьем. Как древо сокрушен падет подьячих род; Увы! настал для вас теперь плачевный год! Какие времена! должны вы слушать курсы, Судебные места все превратятся в Бурсы. Беда Коллежскому теперь Секретарю. О чин Асессорский, толико вожделенный! Ты убегаешь днесь, когда я восхищенный Мнил обнимать тебя, как друга, как алтын; Быть может — навсегда прости, любезный чин. Столь тяжко для меня, степенна человека, Учиться начинать, проживши уж полвека. Какие каверзы, какое зло для нас О просвещении гласящий нам Указ!