Спи спокойно, дорогой товарищ. Записки анестезиолога
Шрифт:
Мастодонт и майор вышли. Оставшийся страж порядка, щуплый старлей, окинув веселым взглядом разгромленную комнату, ехидно поинтересовался:
— Жертвы есть?
— А что, можно заявление о нанесении телесных повреждений подать? — парировал Николай. И, не дожидаясь ответа, направился в свое отделение.
Подступавшую злость вытесняла одна мысль: «Только бы не пришлось волосы вокруг ссадины сбривать».
Добро с кулаками
Выездные курсы по реанимации новорожденных длились три дня. Занятия проходили в актовом зале второй городской больницы. Здесь было просторней и уютней — сказывалось многолетнее спонсорство металлургического завода.
Почетными делегатами от реанимационного отделения
Для последнего это, впрочем, было весьма прогнозируемым событием. Парень всего лишь два года работал анестезиологом, еще не имел категории и вполне закономерно считался «ребенком отделения».
А вот у Александра самолюбие взыграло. Он, врач второй категории с шестью годами анестезиологического стажа за широкими плечами, вполне, по его мнению, мог бы претендовать на равноправное участие в голосовании, где кандидатура второго «делегата» определялась бы на общих основаниях. Хотя, критически оценивая подобный вариант развития событий, он понимал, что шансы у него были лишь в случае выбора методами тыка, «короткой спички», считалочки, — но на подобный непрогнозируемый экстрим коллеги вряд ли бы согласились.
Впрочем, поначалу все складывалось не так уж и плохо.
Профессор, читавший лекции, оказался человеком аккуратным и все три дня приезжал ровно к девяти утра. К двенадцати теоретическая часть заканчивалась и слушателям раздавались тестовые бланки, на заполнение которых уходило минут двадцать. Таким образом, Александр освобождался на два часа раньше, чем в рутинный трудовой будень. Лишь на третий, заключительный, день цикла дотошный кафедрал вздумал устроить практический экзамен по интубации манекена младенца. Александр спокойно вызвался в числе первых, уверенно провел манипуляцию, ввел трубку в четко очерченное отверстие. Но ложка дегтя не заставила себя ждать. Он «ошибся дыркой», введя трубку в отверстие пищевода, а не трахеи. И это он, на счету которого, по его же собственным скромным подсчетам, была по меньшей мере тысяча интубаций взрослых пациентов и полсотни манипуляций с «настоящими» живыми младенцами. А тут с какой-то куклой, и такой казус. Но окончательно настроение у него испортилось, когда, вынужденный в течение бесконечно долгих трех минут стоять перед всем залом с извиняющейся полуулыбкой, он параллельно должен был изображать внимательную заинтересованность словами профессора, подробно и, казалось, с некоторым ехидством объяснявшего суть ошибки. Напряженная поза Александра и раздосадованный взгляд настолько выдавали внутреннюю напряженность, что стоявшая рядом ассистентка кафедрала утешительно шепнула:
— Не расстраивайтесь вы так. На манекенах очень часто не получается.
Но ущемленная профессиональная гордость напоминала о себе весь день.
К утру неприятный осадок растворился, и Александр явился на работу в умеренно боевом настроении. Но мелкие пакости судьбы и не думали заканчиваться.
Исаак Данилович, выслушав отчет дежурантов, спросил «молодых» о прошедших курсах. Но «старики» слушали скудный на инциденты рассказ без особой заинтересованности, а когда все получили привезенные «экскурсантами» сертификаты о прохождении цикла, тема и вовсе сникла.
— Скучновато вы, ребятки, трехдневку провели. Другое дело мы. В понедельник ошпаренного младенца привезли. Мамочка, видите ли, утренний чаек себе заваривала, а ребеночка, чтоб под присмотром был, на кухонный стол рядышком положила. Он, простачок, ножкой чайник с заваркой себе на пузо и бахнул. Итог — тридцать процентов поверхности тела ожог первой степени, десять процентов — второй. Пришлось реанимобиль из детской областной вызывать. Во вторник дядя Боря нас с Колей потрепал неслабо. Больная после эндопротезирования [2] на четвертые сутки коллапс с остановкой дыхания выдала. Полдня из травматологии не вылезали. Сотни единиц гормонов и пару баллонов кислорода на нее извели. Думали, придется на трубу сажать и — к нам
2
Эндопротезирование — замена органа или его части на искусственный.
Сидевший в кресле Николай неопределенно передернул широкими плечами:
— Слаба, ясное дело. Но дышит ровно. Над легкими чисто. Давление без стимуляторов держит… Боря бушует. Медленно, дескать, спасаем, — добавил он с легкой досадой.
— Ну это его нормальное состояние, — отмахнулся заведующий.
Борис Николаевич Шницкий, самая харизматичная личность среди врачей города, был известным далеко за его пределами травматологом. Великолепный диагност и ортопед-практик, снискавший любовь и уважение многих пациентов, в общении с коллегами и подчиненными часто проявлял себя человеком жестким и раздражительным.
— Да, подходим к самому интересному, — продолжил Эндяшев. — Санька. Чем ты Драгунковых обидел?
Александр, расслабленно откинувшийся на спинку дивана, встрепенулся от неожиданного вопроса:
— Обидел? Я, кроме дочери, никого из них в глаза не видел. Она изо дня в день, пока ее мамочка у нас лежала, большими списками медикаментов возмущалась. Да и еще пару раз звонили, родственниками представлялись, требовали сообщить диагноз и прогноз для жизни. Я вежливо отвечал, что по телефону мы подобных справок не даем. А что, жалоба?
— Ну жалобой в классическом смысле это назвать сложно. Вчера утром под дверью отделения объявилось трое мордоворотов. Все слегка подшофе, на понтах. В общем, как конкретным пацанам и полагается. Сначала они о тебе спрашивали, фамилию называли, интересовались, работает ли. А когда узнали, что отсутствуешь, меня потребовали. Вот самый рослый из них мне коряво и объяснил, что он имеет честь быть внуком Драгунковой. От матери узнал, что любимую бабушку здесь плохо лечат, хамят постоянно, деньги на ненужные лекарства сбивают. Поэтому он и его верные друзья решили восстановить справедливость и разобраться с оборзевшим лечащим врачом, то бишь с тобой. Я ребятам вежливо объяснил, что у старушки, благодаря, в первую очередь, твоим стараниям, острый период миновал, и что она накануне переведена для дальнейшего лечения в травматологическое отделение. Ты же в данное время откомандирован на курсы. — Заведующий откашлялся, слегка утомленный длинным монологом. — Но внучок уперто допытывался, что за курсы такие и где находятся. Я честно ответил, что лекции проходят в соседней больнице, но по доброте душевной ребят предупредил, что там полон зал докторов. В общем, ушли пацаны ни с чем. Так что с тебя бутылка за отмазку, — закончил Исаак Данилович, улыбаясь. — Уж больно отмороженными они выглядели. На таких лучше не нарываться.
— Хорошо. Будем с вами дежурить, шоколадом угощу, — отшутился Александр.
Хотя смешно ему не было.
Дневная смена прошла по-будничному серо. Александр сегодня был дежурным реаниматологом. Дождавшись ухода коллег, он совершил беглый обход четырех пребывающих в стенах реанимационного отделения пациентов и, уединившись в ординаторской, решил часок вздремнуть. «Послеполуденный сон» был его выработавшейся с детсадовского возраста и, как неоднократно доказывала жизнь, очень полезной привычкой, от которой он по возможности старался не отказываться.
Дежурство — вещь непредсказуемая, сценарий начисто отсутствует. Поэтому регулярные решения Александра проводить послеобеденные затишья в объятиях Морфея с лихвой окупались приливами вечерней бодрости. А ведь именно сумерки, как известно всем опытным дежурантам, таят в себе опасность неприятных сюрпризов, требующих зачастую всенощного бдения.
Он, не раздеваясь, добросовестно улегся на широкий кожаный диван и прикрыл глаза, готовясь отдаться наплыву дремоты. Но сегодня планам на отдых не суждено было реализоваться. Вошедшая санитарка разрушила их известием, что его спрашивают трое молодых людей.