Спиною к будущему
Шрифт:
Живо хватаю за шкварки девку и тащу ее в сторону леса.
– С*ка! Пусть только оторвемся! Я сама тебе морду разъ***шу!
Заплетается в собственных вялых, непослушных ногах, противной высокой траве и ямах-кочках. Падает уже не раз, таща за собой и меня к земле. Но еще живем, еще сражаемся.
Рычит вдогонку мотор, и всё стремительнее, всё ближе, всё… страшнее (и уже даже не спасает бездорожье и с крюком объезды дюн по твердой грунтовке).
Остаются считанные метры – вот-вот ворвемся с густой бор, оставляя подонков без этой их привилегии. Но уже стуки дверей за
Завизжала, завопила Ленка, упав на землю, – силой отбивается, сопротивляется моему напору.
– С*ка! Вставай, - пищу отчаянно на грани визга.
– Отвали! – вырывается. Но еще миг - и торопливый бег, громовой топот, вторя взбешенному биению сердца.
Обмерла я, вглядываясь в глаза обреченности. Живо ухватили за волосы обеих и потащили за собой.
Не сопротивляюсь.
Рычу только:
– Она ранена?! ОНА РАНЕНА?!!
Дергаюсь, вырываюсь в итоге, чтоб взглянуть на Ленку, убедиться, что жива, что ничего ей не угрожает, да только, еще одна попытка, еще один взор – и, единственное, что уловила, как метнулась тень, резвый взмах - … и стемнело в глазах.
***
Очнулась уже… в какой-то (неизвестной, полупустой, где веяло бедностью, обреченностью и плесенью) квартире. За окном - ночной полумрак, сложно было что-либо толковое различить сквозь тюль, грязное стекло и темень на улице. Невозможно определить, выудить хоть какие ориентиры или, хотя бы, тот же этаж, если придется, сбегая, все же прыгать с окна или балкона.
В комнате же, где все и собрались, - от застывшей у потолка пыльной, пожелтевшей от времени (еще советской) каскадной хрустальной люстры, лениво разливался тусклый медовый свет. Он покорно очерчивал силуэты людей, являя их задумчивые, замученные, хмурые лица, а так же немногочисленную старую мебель (так же истерзанную жизнью, как и всё здесь): покосившийся деревянный стул с затертой спинкой; серое кресло с подранными подлокотниками; того же цвета продавленный, наверняка скрипящий, диван; лакированный стол, на котором (ближе к стене) взгромоздился, грохоча, шипя эхом из недавнего прошлого, пузатый, кинескопный (цветной) телевизор. Пустая ваза у окна, стопка газет, да прочей макулатуры... А на самом краю - остатки скудного пира: начатая бутылка водки, открытые консервы, грязная вилка (небрежно брошенная на столешницу) ... да пару пустых рюмок.
Поморщилась я. Голова просто раскалывалась напополам. Уперто ныло в затылке.
Вдох-выдох.
– Жива? – внезапно послышался мужской голос. Невольно перевела глаза в сторону звука. Попытка навести фокус. Белобрысый (с пистолетом в руках). Взгляд (мой) около.
– Где Лена? – шепчу.
– Ты лучше скажи, - подошел ближе, присел на корточки рядом. Дернулась я невольно в сторону, пошатнулась, но не упала: сидела на полу около батареи, впритык. Руки и ноги связаны.
– Как вы собираетесь отдавать двадцать штук?
Обмерла я от шока, выпучив глаза.
– А ты, что думала? В сказку попала? Да?
– Слушай, че ты лечишь? – неожиданно отозвался кто-то другой издалека. Сергей. – Та шлюха явно под бутером.
Перекосился от злости, прожевал эмоции Белобрысый; полный гнева взгляд
– И че, б***ь? А сп****ла кокс. Дальше что? Может, еще ты хочешь за них пробашлять?
Скривился, отвернулся, смолчал.
– Где Лена? – не унимаюсь я.
Рассмеялся вдруг Антон.
– Она бы о тебе так думала, как ты о ней.
– Она ранена? Да?
Округлил от удивления глаза.
– Сх** ли?
– Ты же стрелял, - вмешивается вновь Сергей. – Нет, она в порядке. Стреляли в воздух.
Одобряюще, коротко кивнула я и замерла.
– Лена. Лена твоя… Лена вот уже решила, как будет отдавать. И ты думай. Так и быть, скощу немного, шестнадцать. И то, это слишком много, как для таких шмар. Как раз он нас, четверо. По двое парней на каждую. Отработаете, бабло одна из вас или как там, потом решим, притащит – и в расчете.
Тяжело сглотнула я слюну. Молчу, потупив взгляд.
– Отвали от нее, заплатят деньги – и пусть валят, - отозвался Сергей.
– Ну, че же? Не зря же там сейчас девка за дверью пыхтит, - шаги по комнате, замер у какой-то двери. Постучал рукоятью пистолета. – Эй, вы как там? Живы еще?
– Иди на**й! – послышался мужской крик, а затем странный стук, словно чем-то кинули вдогонку. Женский смех. – Что? – вдруг уставился мне в глаза, завидев мой пристальный, изучающий, но и полный замешательства, взгляд. – Не веришь, что добровольно?
Молчу, лишь виновато опускаю глаза.
Вдруг движение, скрип, дернулась я, переведя взор: и передо мною встала вся картина без догадок.
Спиною к нам, явно без особого принуждения, активно скакала на ком-то в кровати моя Ленка, ничего не стыдясь и не боясь.
Отвела я глаза в сторону, не желая больше видеть этот жуткий позор.
Похотливые стоны, движения, смех – женский смех. И это после всего случившегося…
– Что ты? Не нравится что ль?
Молчу.
– Вот и ты… думай… - повторил задумчиво Белобрысый.
– Да закрой ты! – внезапно рявкнул взбешенно Сергей, встал и прошелся по комнате, а затем вовсе вышел в коридор.
– О-хо-хо! Еще один! Гребанные снобы.
Рывок – и послышался хлопок двери. Поддалась – взглянула на подонка.
Застыл, рассуждая про себя о чем-то.
Вдруг шаги ближе и, застыв на коротком расстоянии, наклонился, упершись руками в колени. Глаза в глаза.
– И что ты мне хочешь впарить, что ты не такая, как твоя подруга? Что это – нелепость, стечение обстоятельств, простое невезение, что ты с ней и вы такое вытворяете?
Тяжело сглотнула я слюну, изо всех сил пытаюсь спрятать поглубже страх, пресечь невольную, зарождающуюся дрожь, чувствуя неизвестное и гадкое.
– Я несу ответственность только за свои поступки. И признаю, что виновата в том, что … тот порошок упал в воду. Да и только. И я готова на диалог, только… - прячу взгляд.
– Только что?
Глаза в глаза.
Пытаюсь подобрать слова, чтобы не вызвать еще большего негодования. Однако не дожидается:
– Только не надо лезть к царице со своим нищебродским х**м? Так? – ткнул вдруг пистолетом в щеку, отчего невольно поддалась напору и отвернулась.