Спиральное море

Маевский Антон

— Я думаю, что все плохо, — сказал Хан честно. — В том, что он шпион, сомнений нет никаких. Но его поведение мне очень не нравится. Скорее всего, это гипномаска. Ложная личность, закрепленная внушением — ты знаешь, есть такие техники. Маска, конечно, грубоватая, но для такой короткой миссии, как у него, она бы сгодилась... Если бы миссия прошла штатно. А тут он запаниковал. И, судя по всему, замкнул маску на себя... понимаешь, что это значит?

Микава мотнул головой. Он подбирал

с тарелки макароны. На обед они и так уже опоздали.

— Послушай, — сказал Хан. — Любая гипномаска имеет предохранители. Такие веревочки, за которые можно дернуть, чтобы ее снять. Обычно для этого служит произнесение некоторых слов в правильном порядке. Кроме того, маска должна сниматься от некоторых воздействий — например, при слишком сильной боли или при реальной угрозе смерти. — Микава перестал жевать. — Но есть запрещенные приемы, которые позволяют... ну, снять предохранители. Оборвать веревочки. Сделать так, чтобы пароли больше не действовали. Тогда маска не снимется вообще. Никогда.

Микава отложил вилку.

— Никогда? — переспросил он.

Хан сумрачно кивнул.

— Вот именно. Понятное дело, на такое можно пойти только от отчаяния. Он, видимо, решил, что это его единственный шанс хоть как-то спастись. Или... Не знаю я, что там он решил. Это неважно. Важно, что мы с ним теперь будем делать. Понимаешь, он теперь действительно искренне убежден в своей легенде: на сознательном уровне — не прорваться.

Микава отодвинул тарелку и потер подбородок.

— Идиот, — сказал он с чувством. — Ответил бы на наши вопросы, был бы жив и цел... Так и что? Пытать его теперь бесполезно?

— Не знаю я, — сказал Хан. — Может быть, и можно подобрать такое воздействие, что маска слетит. Хочешь попробовать?

Микава покрутил головой.

— Не знаю, — признался он. — Попробовать-то можно. Но кто его знает, где у него там порог? Если он сдохнет, ты же мне башку и оторвешь.

— Оторву, — подтвердил Хан. — А другие предложения есть?

Микава задумался.

— Я бы с медиками поговорил... — вымолвил он.

Хан тяжело вздохнул. И кивнул.

Ровно через сутки они сидели в этой же столовой, вымотанные до предела. Третьим за столиком примостился гвардейский невропатолог доктор Патель.

Хан долго собирался с духом, прежде чем нарушить молчание.

— ...Ладно. Объект мы потеряли. А теперь может мне кто-нибудь хотя бы объяснить: что, черт возьми, случилось?..

— Надо было вагус блокировать, — высказался Патель.

Хан посмотрел на него с отвращением.

— Чего?

— Вагус... Ну, ядро блуждающего нерва. Я думаю, он на какой-то момент понял, что мы с ним делаем, и остановил сердце. Просто

усилием воли. Бывает так.

Хан возвел глаза к потолку, чтобы сдержаться.

— А блокада блуждающего нерва ему бы это сделать не дала?

— Ну... да.

— А какого же... (Хан проглотил слово) ты это сейчас говоришь? Во время работы — в голову не пришло?!

— Ну... — Патель смутился. — Мы и так ему уже в мозг семь электродов ввели. Я побоялся вводить еще один. Кто мог знать... Такое очень редко бывает...

От этого лепета Хан отмахнулся.

И тут подал голос Микава.

— Командир, да чего ты так кипятишься? Кое-что он нам все-таки сказал. Сомневаюсь, что мы вытащили бы больше, даже если бы он не сдох. В конце концов, он у нас двадцать часов продержался на нейростенде. Это же рекорд.

— Предложи еще благодарность медицинской службе выразить, — пробормотал Хан. — Ладно. Что сделано, то сделано.

Все помолчали.

В принципе, методика глубокого допроса была разработана давно и применялась уже лет сорок. В основе лежала простая мысль: если нам нужна информация, которую собеседник хочет скрыть — почему не достать ее прямо у него из мозга? Да, читать биотоки мозга непосредственно мы пока не научились. Но мы довольно хорошо знаем, где находятся в мозгу центр боли, центр удовольствия, центр бодрствования, центр перевода информации из оперативной памяти в долговременную... в общем, много-много всего. Избирательно действуя на эти центры, можно поместить нервную систему человека почти в любое состояние. В том числе и в такое, которое заставит информацию выплеснуться наружу.

С точки зрения практики, у метода были недостатки. Он требовал вскрытия черепной коробки — это раз, и не гарантировал выживания клиента — это два. Не говоря об оборудовании, которое было необходимо. Тем не менее, метод работал... Иногда.

— Проваливай, — сказал Хан доктору Пателю. Тот торопливо поднялся.

Хан перевел взгляд на Микаву.

— Ну, и что мы теперь с этим будем делать?

Микава поежился.

— Я... Я не знаю. По тому, что он сказал, предположить можно всякое.

— Сваливаешь ответственность на меня, — констатировал Хан. — За свое предложение, между прочим...

— Хан...

— Не Хан, а господин джемадар-полковник. Ты скажи, тебе самому не страшно от того, что он наговорил? Или у тебя ума не хватает понять, что это значит? Сам на его месте не хочешь оказаться?

Микава поднял руки, как бы защищаясь.

— Нет. Я не боюсь ответственности. Но сейчас... да, сейчас я думаю, что лучше бы его вообще не допрашивали. Или это были бы не мы... Не знаю...