Spiritus Animalis, или Как человеческая психология управляет экономикой

Акерлоф Джордж

О чем же все думали?

Традиционная экономическая наука преподносит нам свободный рынок как безусловное благо. Это убеждение закрепилось не только в таких бастионах капитализма, как Соединенные Штаты и Великобритания, но и по всему миру, даже в странах с укоренившимися социалистическими традициями — Китае, Индии и России. Согласно традиционному учению, капитализм свободного рынка совершенен и устойчив по своей сути и в государственном вмешательстве необходимости мало — а то и вовсе никакой. Наоборот, единственная угроза масштабного экономического кризиса сейчас или в будущем исходит как раз от вмешательства государства.

Эта доктрина уходит своими корнями в труды Адама Смита. В ее основе лежит следующее рассуждение. Участники идеального свободного рынка стремятся рационально удовлетворить свои экономические интересы, максимально используя все взаимовыгодные возможности, чтобы производить товары и обмениваться ими друг с другом, и это, в свою очередь, приводит к полной занятости. Человек, который руководствуется рациональными соображениями и готов получать меньше, чем производимая им прибавочная стоимость, получит работу. Потому что он может рассчитывать на взаимовыгодный обмен: работодатель наймет его за запрашиваемую им плату и все равно получит

часть его труда бесплатно, тем самым увеличив собственную прибыль. Конечно, безработные не исчезнут. Но это будут те, кто либо ищет рабочее место, либо требует несоразмерно высокую — т.е. превышающую стоимость произведенной продукции — плату за свой труд. Такую безработицу нельзя назвать вынужденной.

В определенном смысле эта теория экономической устойчивости оказалась чрезвычайно удачной. Например, она объясняет, почему большинство людей, ищущих работу, даже в условиях тяжелого экономического спада, оказываются более или менее трудоустроенными. Возможно, она и не объяснит, почему, скажем, в 1933 г., в разгар Великой депрессии, 25% рабочей силы США были безработными, зато становится ясно, почему даже в этих условиях 75% имели работу: ведь они участвовали во взаимовыгодном производстве и обмене, о котором писал Адам Смит.

Так что даже в своем наихудшем варианте эта теория заслуживает высокой оценки — по крайней мере, в рамках критериев, которые использовал один подслушанный нами в кафе школьник. Он жаловался, что получил тройку за тест по правописанию, хотя набрал целых 70% правильных ответов. Теория, о которой мы говорим, выдерживает этот уровень даже в самые сложные для прогнозов периоды последних двухсот лет. Практически всегда — например, сейчас, когда уровень безработицы в США достигает 6,7% (с тенденцией к увеличению), — она остается на удивление точной.

Все же давайте вновь обратимся к Великой депрессии. Мало кто задается вопросом, почему в 1933 г. уровень занятости составлял целых 75%. Куда чаще интересуются, почему безработица достигала 25%. Мы считаем, что для макроэкономики важно отсутствие полной занятости. Следовательно, неполный уровень занятости объясняется отклонением от классической модели Адама Смита.

Как и множество наших коллег, мы полагаем, что в вопросе о том, почему большинство людей все-таки имеет работу, Адам Смит по существу был прав. Мы также готовы с некоторыми оговорками признать верность его умозаключений по поводу экономических преимуществ капитализма. Но считаем, что его теория неспособна описать причины экономических колебаний.

Труд Адама Смита не объясняет, почему экономику мотает вверх-вниз, как на «американских горках». Да и главный его постулат (для вмешательства государства в экономику нет или почти нет необходимости) не выглядит обоснованным [9] .

Spiritus Animalis

Адам Смит справедливо исходит из того, что люди осознанно преследуют свои экономические интересы. Но теория Смита упускает из виду то, что они могут руководствоваться и неэкономическими мотивами, вести себя нерационально и упорствовать в своих заблуждениях. То есть не принимает в расчет иррациональное начало.

9

В своей книге «Кто боится Адама Смита» Питер Догерти (Peter Dougherty (2002, стр. xi)) пишет: «Для демократического капитализма экономические идеи в традиции Адама Смита — это то же самое, что операционная система для компьютеров. Возможности капитализма, равно как и компьютеров, неисчерпаемы и зависят лишь от того, как мы их будем применять, но это не более чем операторы, управляющие системой».

Джон Мейнард Кейнс, напротив, стремился объяснить причины неполной занятости и подчеркивал значение этого начала. Он говорил о его основополагающей роли в расчетах любого бизнесмена: «Говоря откровенно, приходится признать, что крут сведений, используемых нами для оценки дохода от железной дороги, медного рудника, текстильной фабрики, патентованного лекарства, атлантического лайнера или дома в лондонском Сити, который может быть получен спустя, скажем, десять лет (или даже пять лет), стоит мало, а иногда и вовсе ничего не стоит» [10] . Если люди пребывают в такой неопределенности, то на основании чего они принимают решения? На основании иррационального начала, «этой спонтанно возникающей решимости действовать». Вопреки тому, что утверждает рациональная экономическая теория, решения принимаются «отнюдь не в результате определения среднего арифметического тех или иных количественно измеренных выгод, оцененных по вероятности каждой из них» [11] .

10

Здесь и далее цит. по: Кейнс Дж. М. Общая теория занятости процента и денег. Избранное. М. «Эксмо». 2009.

11

Keynes (1973 [1936], стр. 149-50, 161-62).

Изначально в словосочетании spiritus animalis, употреблявшемся в классической и средневековой латыни, слово animalis имело значение «животворящий» или «присущий душе», а все сочетание означало духовную энергию и жизненную силу [12] , [13] . Но в современной экономической науке это понятие приобрело несколько иной смысл. Оно используется для обозначения всего неупорядоченного и нелогичного в экономике и одновременно характеризует то, как мы ведем себя в неоднозначных или неопределенных условиях: впадаем в ступор или энергично преодолеваем свой страх и нерешительность.

12

Этот термин зародился в древности, и большинство источников приписывают его авторство античному врачу Галену (ок. 130 — ок. 200). Он широко использовался в средневековой медицине и встречается в таких произведениях, как «Анатомия меланхолии» (The Anatomy of Melancholy) Роберта Бартона (1632) и «Трактат о человеке» (Traite de l'Homme) Рене Декарта (1664). Различались три вида «спиритической» субстанции: spiritus vitalis, зарождающийся в сердце, spiritus naturalis,

вырабатываемый печенью, и spiritus animalis, источником которого считался мозг. Философ Джордж Сантаяна (1955 [1923], стр. 245) выстроил свою философскую систему вокруг категории «животной веры» (animal faith), которую он характеризовал как «чистый и абсолютный дух, неощутимая когнитивная энергия, суть которой — интуиция».

13

Поскольку английское слово animal происходит от латинского, включающего в себя оба значения — и «животный», и «духовный», а в книге речь идет о таких не свойственных братьям нашим меньшим качествах, как ошибки в восприятии цифр, недобросовестность и приверженность историям, перевод «в лоб» — «животное начало» в данном случае представляется не совсем точным. Поэтому в русском тексте используется более общий термин «иррациональное начало», а название книги отсылает читателя к наиболее подходящему, на наш взгляд, латинскому термину (прим. ред.).

Как и семейная жизнь (которая включает в себя периоды согласия и споров, счастья и подавленности), экономика отдельных стран тоже переживает и хорошие, и плохие времена. Меняется общество, меняется степень нашего доверия друг к другу. И наша готовность прикладывать какие-то усилия и идти на жертвы — тоже величина отнюдь не постоянная.

Представление о том, что, подобные нынешнему, экономические кризисы вызваны по преимуществу изменениями в нашем мышлении, противоречит общепринятым экономическим теориям. Но происходящий сейчас спад в области финансов и недвижимости определенно связан с такими сдвигами. Он случился именно из-за того, что у нас изменилось отношение к будущему, появились новые соблазны, объекты зависти или обиды, а также иллюзии — и прежде всего представления о состоянии дел в экономике. Именно из-за этого одни платили целые состояния за домики, затерявшиеся посреди кукурузных полей, а другие ссужали им деньги на такие покупки; индекс Доу-Джонса взлетал до 14 000 пунктов, а через год с небольшим опускался ниже 7 500; уровень безработицы в США за последние два года повысился на 2,5%, и конца этому повышению не видно; Bear Stearns, один из крупнейших мировых инвестиционных банков, сумел спастись (да и то довольно условно) лишь благодаря срочной помощи Федеральной резервной системы, а компания Lehman Brothers и вовсе рухнула; значительная часть банков во всем мире испытывает дефицит фондирования, а некоторые из них сейчас, когда мы пишем эти строки, даже получив солидные государственные вливания, по-прежнему балансируют на грани краха. А что будет дальше, нам знать и вовсе не дано.

Макроэкономика с иррациональным началом и без

Существует, разумеется, внушительный корпус трудов по макроэкономике, объясняющих причину экономических флуктуаций. Скажем больше — этому в основном и посвящены макроэкономические трактаты. Приведем лишь два примера. В период после Второй мировой войны экономисты думали, что феномен неполной занятости можно объяснить одним-единственным проявлением иррационального начала: работники очень не любят сокращения заработной платы, и поэтому работодатели неохотно прибегают к этой мере [14] . Позднее появились чуть более тонкие интерпретации. Флуктуации уровня занятости объяснялись колебанием спроса, которое, в свою очередь, обусловлено тем, что заработная плата и цены меняются не синхронно. Эта макроэкономическая концепция получила название «ступенчатые контракты» (staggered contracts) [15] . В книгах по макроэкономике содержится много других примеров отхода от идеи Адама Смита о том, что все всегда понимают друг друга и контракты всегда заключаются между «рациональными» людьми, которыми движут исключительно экономические интересы [16] .

14

Разработанная Хиксом модель IS-LM (инвестиции — сбережения, предпочтение ликвидности — деньги) долгое время оказывала большое влияние на макроэкономическую теорию. Милтона Фридмена, на протяжении всей своей профессиональной деятельности весьма критически относившегося к макроэконометрическим моделям Кейнса, под конец все же убедили построить модель, отвечающую его собственным взглядам. В результате его модель оказалась очень похожей на современную неокейнсианскую модель IS-LM (Friedman 1970). Критикуя теоретические положения Фридмена, Джеймс Тобин (Tobin 1972, стр. 851) писал: «Я с удивлением узнал, в чем именно, по мнению профессора Фридмена, заключается принципиальная разница между его и неокейнсианской теорией». Фридмен просто дополнил модель Хикса единственным уравнением, описывающим соотношение объема товара и его цены в краткосрочный период. И включение рациональных ожиданий в макроэкономические расчеты почти не оказало воздействия на тех, кто разрабатывал макроэкономические модели. Часто такие модели оказывались, опять-таки, вариациями все той же модели IS-LM, например классическая модель Сарджента-Уоллеса (Sargent and Wallace 1975).

15

Fischer (1977), Taylor (1979, 1980), and Calvo (1983).

16

Другая концепция, занявшая доминирующее положение в макроэкономических теориях более позднего времени, — модель динамического стохастического общего равновесия (DSGE) в традиции Кидленда и Прескотта (Kydland and Prescott 1982). Подобные теории основаны на некоторых весьма проницательных догадках, но в нынешнем своем виде исходят из допущения, что все человеческое поведение сводится к оптимизации межвременной полезности. Модели этого типа учитывают такие явления, как встряски в области монетарной политики или производительности, но не иррациональное начало. В своей недавней работе Чари, Патрик Кехоу и Эллен Мак-Греттан (V. V. Chari, Patrick J. Kehoe, and Ellen R. McGrattan 2008, стр. 3) делают вывод, что макроэкономика в целом готова принять модели такого типа и что «макроэкономисты близки к единому пониманию природы ограниченных встрясок, которые необходимо ввести в модель, чтобы она могла вместить в себя имеющиеся данные». Возможно, часть макроэкономистов с этим согласны, но среди экономистов и обществоведов в целом никакого согласия на сей счет не намечается. Мы полагаем, что, хотя модели DSGE представляют собой важную фазу в истории экономической мысли, их базовые предпосылки нуждаются в пересмотре.