Список на ликвидацию
Шрифт:
— Вы, что ли, ревнуете, Рейборн? — спросила я, считая, что в таких противных разборках прямое нападение — лучший метод.
— Признаете, значит.
— Вы меня в чем-нибудь обвините сперва, и я признаю, может быть, но не надо таких осторожных намеков вокруг да около. Спросите, блин, прямо, или заткнитесь.
Он посмотрел на нас с Эдуардом злобными глазами:
— Спросить? Ладно, спрошу. Трахались вы сегодня ночью с Форрестером?
— Нет.
— Врете.
— Мы ночевали в одном номере, чтобы он мог меня охранять, потому что на него я полагаюсь больше, чем
— А это, черт побери, что значит?
— Это означает: я не могу доказать, что не спала с кем-то конкретным. Куда проще доказать, что ты что-то делал, чем что ты чего-то не делал. Вы это знаете по судебным делам, и каждый коп это знает, но если не хотите верить правде, так не спрашивайте.
Это сентенцию я договорила почти ему в лицо, насколько позволяла разница в росте. Я была опасно близка к тому, чтобы до него дотронуться, и этого не заметила. Разозлилась я здорово — отточенная горячая злость жгла кончики пальцев. Неадекватная ситуации злость.
Я шагнула назад, сделала несколько глубоких вздохов и сказала:
— Воздух мне нужен.
— Вы и так на улице.
— Значит, от вас подальше, — ответила я и зашагала прочь.
С чего я так разозлилась? И где-то в глубине моего тела, глубже внутренностей, глубже всего, до чего может добраться скальпелем хирург, что-то шевельнулось. Мои звери, существующие во мне, зашевелились, реагируя на гнев. Не могу я себе позволить вот так терять самоконтроль. Я не перекидываюсь фактически, но зверей в себе ношу, и они все еще могут попытаться вырваться наружу из этой тюрьмы. Я почти уже добилась того, чтобы так не было, но сейчас ощутила начало этого процесса и поняла, что все пропустила, кроме кофе. Сытость физического тела помогает сдерживать все другие виды голода: зверей, ardeur, да и гнев, потому что от него я тоже научилась питаться. Такого не умеет делать и Жан-Клод, считающийся моим мастером. Но мне нужно было что-то съесть, и поскорее.
Эдуард меня догнал.
— Чего это он так тебя достал?
— Я забыла нормально поесть. Белок мне нужен, и быстро.
— Звери?
— Они.
— Пойдем позавтракаем, — сказал он и пошел к машине, которая у нас была одна на двоих. Я следом за ним. Придется съесть какой-нибудь вредный фастфуд с выдачей в автомобиль, но это поможет.
Глава 9
Яела «эггмак-маффин», а Эдуард вел машину. Он взял себе буррито, что меня всегда озадачивало, но — ладно, желудок-то его. Свой завтрак он успел съесть до того, как включил передачу. Осталось у него это умение мужчины и полицейского — быстро заглотать еду, потому что иначе, может быть, не успеешь доесть. Я этим искусством так и не овладела. Будь я нормальным копом, уже умерла бы от голода.
— Я знаю, что еда помогает, — сказал он, глядя на дорогу. Машину он вел тщательно и идеально точно, как делал почти любую работу. — Но если я не ошибаюсь,
— Не ошибаешься, — ответила я, торопливо прожевывая маффин.
— Можешь зайти в любой бар в городе и там кого-нибудь найти.
— Нет.
— Ты усложняешь себе жизнь, Анита, — сказал он, сворачивая на улицу, где стоял наш мотель.
— Случайно — не могу. И вряд ли смогу когда-нибудь.
— Я думал, ardeur все это смыл, и ты научилась заниматься просто сексом.
— Могло бы так быть, но ardeur может вызывать зависимость, и у разных по-разному.
— Как наркотики? Одни подсаживаются быстрее других?
— Именно. Очень было бы неприятно подцепить незнакомого мужчину, а он как раз такой и окажется. Получит зависимость от того, чего, быть может, уже никогда не найдет. Мне из чувства вины придется взять его к себе, как потерявшегося щенка.
— И ты взяла бы, — сказал Эдуард, будто отмечая недостаток в моем характере.
— А ты бы вины не испытывал?
— В смысле — мог бы я кого-то трахнуть, подсадить на ardeur и пойти своей дорогой?
— Да.
— Да, — ответил он.
— Ты один из моих ближайших друзей, но этого я не понимаю.
— Знаю.
Он заехал на парковку, где стояли все прочие полицейские машины.
Я доела завтрак и запила колой, потому что кофе с «мак-маффином» плохо сочетается. Вытерла руки салфетками.
Эдуард выключил двигатель, но из машины не вышел. Я ждала.
— Ты не так беспощадна, как я, но убиваешь так же легко.
— Спасибо, — ответила я, зная, что это комплимент.
Он слегка улыбнулся, будто подтверждая, что я — один из очень немногих жителей земли, знающих, что это действительно комплимент.
— Но если дело обернется плохо, я знаю, что ты возьмешь под опеку Донну и детей.
— Возьму, конечно, но такие разговоры не в твоем стиле, Эдуард. У тебя предчувствие?
Я спросила всерьез, потому что у копов такое бывает. У многих из них есть зачаточные экстрасенсорные способности — потому они и выживают.
— Нет, я про Питера. Ему нужен я или кто-то вроде меня, чтобы закончить его обучение.
— Ты знаешь, я все равно не одобряю, что ты его обучаешь для продолжения семейного бизнеса.
— В смысле, готовлю на маршала?
— Эдуард, со мной-то не надо играть в эти игры.
Он кивнул:
— Питер хочет, чтобы я его взял на задание за границу, когда ему будет восемнадцать. Если сочту его готовым.
— А он будет готов? — спросила я.
Он поджал губы, кивнул:
— Я думаю, что да.
— Почему-то тебе невесело по этому поводу.
Он снова кивнул:
— Ты же знаешь, как бывает на наших охотах. Умения недостаточно.
— Да, нужна еще и удача.
— Боюсь, я так буду за него волноваться, что буду недостаточно осторожен.
— Ты боишься, что если возьмешь его с собой, то подставишься, защищая его, а когда погибнешь ты, погибнет и он.
— Да, — сказал он и повернулся на меня посмотреть. Лицо у него было очень серьезно — не бесстрастное, не гневное, не угрожающее. Просто серьезное.