Сплетение судеб
Шрифт:
– А ты чей будешь? – догнал его вопрос лекаря. – Где тебя сыскать, коли что?
– Из Оренбурга я, – ответил капитан не оборачиваясь. – Сейчас у Рукавишниковых живу.
– У Нюрки что ли?
– У неё самой.
– Тогда я за тебя спокоен. Нюрка – она баба порядочная и к людям уважительно относится. Ну ладно, ступай себе с Богом.
Предостережение яицкого лекаря крепко запало в душу Баркова, но последовать его рекомендациям капитан позволить себе не мог. Лечиться и соблюдать режим, у него
Вместо того чтобы вернуться в избу Нюры Рукавишниковой и завалиться в постель, капитан завернул за угол дома Пахома и присел за плетень. Казак, который пришёл на приём, был один из тех, кто делал подкоп под шляпный салон графа Артемьева, а позже, вместе с другими, топил его в реке. И сегодня он будет первым, у которого Барков собирался «обспросить» сведения о Машеньке и о Флоране, которого капитан очень хотел найти, увидеть и безжалостно убить!
Притаившись за собачьей конурой, капитан почёсывал за ухом совсем не злобного пса, приговаривая:
– Хороший пёсик, хороший… Жизнь твоя собачья гораздо лучше, чем у меня сейчас. Можешь не верить, но мы с тобой чем-то схожи…
Когда лекарь с казаком Гришкой вышли на улицу, собака потеряла интерес к вжавшемуся в плетень Баркову. Она завиляла хвостом и жалобно заскулила, пытаясь привлечь внимание хозяина.
Вскоре Гришка и Пахом распрощались. Один, держа коня за уздечку, лениво пошагал куда-то в сторону реки, а другой отправился в обратном направлении. Капитан, пригнувшись, поспешил следом за Гришкой.
Страдая от головной боли и скрежеща зубами, Барков настырно крался за своим врагом. Когда представился подходящий момент, он в два прыжка настиг зазевавшегося казака и, захватив левой рукой его за шею, правой приставил к горлу остриё ножа.
– Как я рад тебя снова увидеть, Григорий! – прошептал он в ухо опешившему казаку, изо всей силы прижимая его голову к своей груди. – А ты, как я погляжу, вовсе не ожидал меня увидеть.
– К-кто ты? – прохрипел казак, пытаясь выровнять дыхание.
– Я тот, кого ты топил в Яике, – зло прошептал Барков.
– Дык ты не утоп разве? – удивился Гришка, ловя ртом воздух, как выброшенная на берег рыба.
– Я выжил, а ты сейчас подохнешь, – пообещал, злорадствуя, Барков, – если не расскажешь мне, где искать Егора Бочкова и девочку!
– Не знаю. Ни сном ни духом не ведаю, – задыхаясь, натужно хрипел казак.
– Тогда Царствие тебе небесное, горюшко ты луковое! – прошептал зловещим шёпотом Барков и надавил на рукоятку ножа, слегка поранив горло Гришки. – Учти, я не намерен шутить, бестолочь. Я и сейчас вижу, как ты дубасишь меня тяжёлым веслом по голове. Усёк?
– Я ж не со зла тогда, – хрипел казак. – Егорка нам велел сеё злодейство учинить.
– А где он сейчас? Где его нечистый носит?
– У
– Девочка с ним?
– Не зрил никакой девочки я. Вот тебе истиный крест, не зрил!
– Так где мне рыскать в поисках «министра» этого? – наседал Барков. – Уж очень спасибочки ему сказать хочется.
– На умёте Толмачёвском ищи его, – указал место казак. – Тама сейчас все зараз к походу готовятся.
– К походу? К какому ещё походу?
– А я почём знаю. Ведаю только, что воевать они мылятся. А вот с кем, сам чёрт не поймёт.
– Тогда ты почему не с ними, а в Яицке околачиваешься? – спросил капитан, задумавшись. – Может, доверие потерял у хозяев своих?
– Нет, я ещё раны долечиваю, что с Оренбурга привёз, – ответил Гришка. – Слаб я ещё для делов ратных.
Барков ослабил хватку и развернул казака лицом к себе. Он сочувственно и как-то виновато посмотрел на бородатое лицо Гришки:
– Ты мне всё сказал, долдон, или что запамятовал?
Большие глаза казака ввалились, выглядел он неважно.
– А что я могу знать ещё, – он махнул рукой. – Мне разве сказывают что эдакое. Моё дело веслом махать али сабелькой.
Барков смотрел на его открытое, чуть грустное лицо, а сам думал: «Действительно, что может знать этот увалень. Хорошо хоть вытянул из него сведения о месте нахождения Флорана! Теперь надо поспешить и добраться до него. Уж он-то может порассказать мне о многом!»
– За то, что я прощаю тебя, взамен забираю твоего коня, – сказал капитан, берясь рукою за уздечку. – Если ты против, то я веду тебя к коменданту Симонову и расскажу ему о…
– Бери коня, – вздохнул обречённо Гришка, которому, видимо, было проще распрощаться с конём, чем оказаться в руках коменданта Яицка.
– А ты ступай домой, зализывай раны и мне больше не попадайся! – сказал на прощание Барков, с сожалением глядя на грустное лицо казака. Сердце сжалось от боли, когда он увидел, как из Гришкиных глаз закапали слёзы. Но…
«Пусть спасибо скажет, что живым оставил», – подавляя в себе жалость, зло подумал Барков и вскочил в седло. А когда отъехал на значительное расстояние, он с раздражением принялся пенять на себя, что допустил промах. Надо было всё-таки убить казака, иначе…
Но сейчас всеми мыслями он рвался на Толмачёвский умёт. Ему очень хотелось увидеть самозванца и Флорана, который мог сказать, где прячет Машеньку!
Распрощавшись с комендантом Симоновым, Барков тоже поскакал в Яицк. Оставив коня Гришки у дома лекаря, он направился в центр городка. Наступило утро. «Если я не умру, то лишусь рассудка, – думал он, шагая. – Так лучше я раньше поглупею, а потом помру!»