Сплошной разврат
Шрифт:
— Ладно, пойду. — Я встала и сухо кивнула на прощание. — У тебя сегодня просто несварение мозгов. Где твоя хваленая наблюдательность? Если бы у блондинки с Трошкиным все было по-прежнему, она не обнималась бы полвечера с твоим начальником Алешиным. А Трошкин не приставал бы ко мне у нее на глазах.
— Действительно, — Дуня почесала в голове и сменила, наконец, гнев на милость, — так и быть. Только поклянись страшной клятвой, что ты не собираешься о ней писать.
— Клянусь страшной клятвой.
— Светка Григорчук, замредактора «Секс-моды». Хищная акула, дрянь и провокаторша.
— Сегодня Трошкин предложил ей прервать на время их высокие отношения. Он сказал, что они должны расстаться только до выборов, но, как считает Людмила Иратова, Григорчук в эту версию не поверила. Она решила, что он ее бросил.
— Да что ты?! — обрадовалась Дуня. — Как интересно. А ему-то что до выборов? Он вроде никуда не собирался избираться.
— Иратов тоже удивился, — с легкостью заложила я Вадима Сергеевича. — По всей видимости, баллотироваться куда-то Трошкин решил только что. Спасибо, Дунечка.
— Обращайся.
Я сочла свою сегодняшнюю миссию исчерпанной. Хотелось отдохнуть, потому что ничто не утомляет так сильно, как светские тусовки, отягощенные к тому же специальным заданием МУРа.
Но не успела я выйти из зала ресторана в холл, как в плечо мне вцепилась легкая на помине Григорчук. После всего выпитого говорить она еще могла, но с трудом и нечетко. Однако я ее поняла:
— Не многовато ли денег он тебе отвалил? — мерзко ухмыляясь, процедила она сквозь зубы.
— Простите? — Я сделала попытку высвободиться из ее цепкой руки.
— Я видела, он дал тебе денег. — Григорчук уставилась на мою сумочку взглядом рецидивиста-грабителя. — Не многовато ли?
— Так работа сложная, — ответила я. — И срочная.
— Сложная? — Она захохотала. — Вот новость. Не стала бы она первой древнейшей, если бы была сложной. Или у тебя особый перечень услуг?
— Как вам не стыдно?! — возмутилась я. — Александр Дмитриевич заказал мне книгу.
— Раскрытую? — гнусно захихикала Григорчук.
Не желая больше выслушивать эти пьяные гадости, я резко развернулась и быстро, почти бегом, направилась к лестнице. Григорчук рванулась за мной, но тут, очень вовремя, в холле появился Алешин и утащил ее в лифт.
Поднимаясь к себе в номер и обдумывая ситуацию, я вынуждена была признать, что вечер в целом прошел удачно, но противная Светлана Григорчук все-таки смогла испортить мне настроение.
Глава 3
ИРАТОВ
Вадим
Благодаря Светке сладости в его настроении заметно поубавилось. Она раздражала его своими многозначительными взглядами, дурацкими полунамеками-полуугрозами. У Григорчук была редкостная способность впиваться занозой в мозг и заставлять думать только о себе. Причем она обожала делать это в самое неподходящее время. У Иратова даже мелькнула позорная мысль — не уехать ли с семинара, не плюнуть ли на это сборище журналистских начальников и прочих важных персон?
Мелькнула и пропала, потому что никогда Вадим Сергеевич не бросал работу недоделанной, тем более работу, связанную с собственной «раскруткой».
Он научился ценить информацию превыше всего, еще будучи первым секретарем крайкома комсомола. «Если мы не владеем информацией, значит, блуждаем в потемках, — учил он подчиненных. — Интуиция — хорошо, а информация — лучше. А еще лучше — и то, и другое».
Журналистов Иратов не любил и в узком кругу именовал их не иначе как «представители средств массовой дезинформации», что не мешало ему признавать за ними реальную силу и власть. Он полагал, что, какие бы они ни были, пусть даже самые отвратительные, тупые и агрессивные, с ними надо не только сотрудничать, но и дружить. Причем дружить буйно, радостно и надрывно. Со всеми вместе и с каждым в отдельности. Семьями и офисами. На официальных мероприятиях и в неформальной обстановке.
И Иратов стал первым защитником свободы слова в Красногорском крае. Он учредил «Союз свободной прессы», сотрудники которого кропотливо отслеживали жизнь журналистской тусовки и оперативно реагировали на любые проблемы и неприятности любого издания или журналиста. Пьяная драка, учиненная каким-либо представителем СМИ, или дорожно-транспортное происшествие с участием какого-либо корреспондента, или протечка по вине соседей сверху, испортившая потолок теще журналиста, — все это преподносилось как злобное и гнусное покушение на свободу слова и попытку заткнуть рот свободной прессе. Иратов гневно клеймил ретроградов, не стесняясь в выражениях, и внушал всем одну простую и мудрую мысль: журналистов обижать нельзя. Мало, что ли, других пьяниц, которым можно набить морду?