Сплюшка или Белоснежка для Ганнибала Лектора
Шрифт:
В общем, крайне интересный человек. С тягой к мощным, спортивным мотоциклам и классической музыке. Наверное, поэтому общаться нормально ему удавалось только с Лектором. Если речь, конечно, шла не о байках или предстоящей, грандиозной пьянке.
— Алексей? — вскинув бровь, высокий, темноволосый мужчина, в элегантном классическом костюме-тройке, оторвался от изучения бумаг и вопросительно вскинул бровь. — Я думал, мне опять придётся водить кружевные хороводы с вашим администратором. Иногда так и тянет её чем-нибудь припугнуть или впечатлить…
— Верещагин не оценит, —
— Это да, — широко улыбнувшись, Климов бегло просмотрел привезённые ему документы и цокнул языком. — Но искушение порою просто непреодолимо. И всё же… Тебя-то каким ветром занесло в курьеры? Бумаги вполне могли подождать пару дней.
— Захотелось развеяться, — неопределённо пожав плечами, Лектор криво улыбнулся.
— Ну… — тут Климов чему-то довольно улыбнулся и потянулся к стоявшей на столе бутылке. — Это я могу понять. Виски?
— Благодарю, — проследив за тем, как тёмная, насыщенного янтарного оттенка жидкость наполнила бокал наполовину, Ярмолин взял его и сделал небольшой глоток. Чувствуя. Как постепенно начинает отступать сковывавшее его весь день напряжение.
Правда, не до конца. Но это уже не проблема.
— Хреновый день? — Климов посмотрел на часы, откинувшись на спинку стула и цепко глядя на своего гостя.
Слишком цепко. Как потенциального соперника, не меньше. Но Алексей на это только фыркнул, лукаво сощурившись. Некоторые привычки трудно перебороть, а некоторые и вовсе не возможно. И хотя умом оба понимали, что делить им нечего…
Князь продолжал цепко следить за байкером, а байкер принимать это как факт. Не больше и не меньше. Друзьями они так и не стали, но хорошие приятельские отношения завести смогли. Чем и пользовались, время от времени.
— Как насчёт небольшого развлечения? — вопрос прозвучал внезапно и Лектор чуть не подавился очередным глотком виски. Но проглотив его, вопросительно посмотрел на усмехающегося Князя. Тот махнул рукой в сторону небольшого балкона, присоединённого к его кабинету. И, не дожидаясь ответной реакции, направился туда, прихватив бутылку.
Ярмолину ничего не оставалось, как последовать за ним. Ухватив свой бокал с выпивкой, и не задавая лишних вопросов. Лишь недоумённо пожав плечами, оказавшись в полумраке, расцвеченном яркими огнями софитов на сцене. Звучавший до этого момента микс вдруг умолк, сменившись первыми тонкими, почти жалобными звуками скрипки. Оттенённой низким голосом контрабаса, печальной мелодией виолончели и страстными ритмами самого настоящего танго.
Танго Дьявола, так, кажется, пел голос солистки?
Ободряюще хлопнув его по плечу, Князь кивнул в сторону сцены. И Ярмолин как зачарованный перевёл взгляд на танцоров, рисующих телами и движениями свой особый, пленительный рисунок страсти. Чтобы тут же забыть обо всём, что происходило. Потому что…
— Нет, — непослушно, беззвучно прошептали губы. Пальцы сжали перила так, что побелели костяшки. А взгляд продолжал следовать
Родным и любимым. Изученным до последнего шрама, последней родинке на светлой коже. Таким чужим и отрешённым, пугающе неизвестным в разноцветных лучах прожекторов. Чувственным, свободным, открытым и доступным. Всем. И сразу.
Сердце билось тяжело и глухом. Разгоняя застывшую в жилах кровь, с трудом заставляя делать новый, судорожный вздох. А в голове всё перемешалось, спуталось, разрыва, казалось бы, такую закрытую ото всех душу на кусочки. Сплетая воедино, оживляя кошмары собственного прошлого.
Остервенелый, истеричный крик по ночам. Психолог, разводящий руками. С таким трудом выстроенное хрупкое доверие и страх толпы, дикая паника в глазах собственной матери. И Совушка, его вечно сонливая Совушка. Под десятком, сотней взглядов. Под прицелом чужих желаний, противопоставить которым нечего. Танцующая и улыбающаяся так, что нельзя было не улыбнуться в ответ.
Нельзя.
Зажмурившись, он с силой вцепился в перила, отчаянно желая как в детстве открыть глаза и осознать, что этого не было. И не будет. Не будет страха, не будет горечи, не будет разочарований. Не будет этого ничего. Только вечно опаздывающая студентка, острая на язык и такая своя.
Не повторяющая чужих ошибок, не загоняющая себя в ловушку танцовщица. Нет.
Музыка всё играла, набирая обороты. Толпа одобрительно гудела внизу, улюлюкая и аплодируя. Скрипка звенела под потолком, сплетаясь с виолончелью и низко гудевшим контрабасом. Отдаваясь гулкими ударами куда-то под дых, каждый раз, как партнёр обнимал его девушку, прижимал к себе крепче, чем надо бы. Ломай хрупкий лёд выдержки и самообладания, с каждым мгновением, с каждым движением становившийся всё тоньше и тоньше.
Вместе с ним в душе воцарялась пространная апатия и пугающая пустота. И стоило мелодии остановиться, а танцорам замереть под последний, самый бурный аккорд, как байкер залпом допил свой бокал с виски. Наверное, стоило спуститься вниз, стащить её со сцены и в лучших традициях всей банды утащить её на плече. Наверное, стоило подождать её после выступление и обо всём поговорить. Здесь, сразу. Не отходя, так сказать, от кассы.
Наверное, да. Вот только Ярмолин чётко осознавал, что если он сейчас спустится туда — быть беде. Мягко говоря. Поэтому он, молча, развернулся и отмахнулся от вопросов хозяина заведение. Стремительно пройдя в сторону выхода и только на парковке сумев глубоко вдохнуть. Старательно закрывая глаза на всё и сразу. Не желая ни видеть, ни слышать, ни осознавать.
Нет, не сегодня. Не сейчас.
Вытащив дрожащими пальцами телефон, он выключил его и набрал первый попавшийся номер.
— Сань, ты где? — сев в свой опель, Алексей старался говорить ровным, спокойным тоном. Получалось так себе, но он очень старался. — Отлично. Выпивка есть? Ещё лучше. Что случилось? Да не, нормально всё… Наверное. Буду минут через пять.
До квартиры арт-директора «Максимуса» он добрался за четыре. По-прежнему отказываясь думать обо всём, что случилось. Совершенно. Абсолютно.