Спокойной ночи, мама
Шрифт:
В эти дни он даже провалил контрольную по химии, ставшей в выпускном классе его любимым предметом. Потом он, конечно, наверстал упущенное. Он уже знал, что будет поступать в университет штата на химический факультет. Тот находился недалеко — всего в двух часах езды; стало быть, каждый уик-энд Джон проводил бы дома. Однако на неделе все равно нужно было жить вдали от дома и от мамы, и это сильно омрачало его радость по поводу окончания школы.
В день выпуска Джон пришел только на официальную часть; получив аттестат, он немедленно и навсегда покинул школьные стены, оставив бывших одноклассников веселиться на выпускном
Миссис Кроуди, конечно, знала заранее, что он не останется на бал. Она не была от этого в восторге; хоть в глубине души ей и было приятно, что сын предпочитает ее общество, она понимала, что, если он не научится ладить с людьми, это будет здорово мешать ему в жизни. Она утешала себя, что, когда он станет студентом, все переменится — ведь сверстники уже не будут ассоциироваться у него с детскими обидами.
В тот день она испекла яблочный пирог, и они вдвоем отпраздновали окончание школы. Позже, когда миссис Кроуди уже легла, Джон достал фотографию класса, которую ему вручили вместе с аттестатом. Первым делом он аккуратно вырезал из нее собственное изображение и сунул его в семейный альбом. Затем пошел на кухню. Там он положил фотографию на разделочную доску, взял большой нож с острым концом, улыбнулся, предвкушая, а затем принялся яростно колоть ненавистные лица. Он надеялся, что мать не услышит — это было не совсем так, стук доносился и к ней в спальню, но слабо; она слышала его сквозь сон, но не проснулась.
Наконец, фотография вся была издырявлена. Джон отложил нож, пошел в туалет и бросил ее, смяв, в унитаз, а затем помочился на нее. Потом плюнул сверху и спустил воду.
— Вот теперь я окончательно закончил школу, — сказал он вслух.
Потом были вступительные экзамены, которые Джон успешно выдержал, а осенью началась учеба в университете.
Естественно, мысль о том, чтобы жить в общежитии с другими студентами, была для него невыносимой; он снимал маленькую квартиру на окраине городка. Это обходилось дороже, но отцовских денег пока хватало, тем более что в скором времени Джон, как способный студент, был освобожден от платы за учебу.
Надежды миссис Кроуди на то, что он сойдется с новыми товарищами, не оправдались. Правда, конфликта, как в школе, уже не было, но Джон держался с остальными студентами холодно и отстраненно. Большинство из них он презирал — они были столь же примитивны, как и его одноклассники, с такими же тупыми интересами и вульгарными манерами. Вскоре его перестали звать на вечеринки, и даже любители пообсуждать свои сексуальные похождения смущенно примолкали в его присутствии. Джона это полностью устраивало.
Единственным, что его не устраивало, была разлука с матерью. Дело было даже не в том, что ему не с кем было пообщаться — он занимался химией всерьез, и учеба практически не оставляла ему времени ни на что другое. Но теперь, вдали от матери, зная о неладах с ее здоровьем, он еще острее чувствовал страх за ее жизнь. Старые кошмары мучили его чаще, чем раньше; он звонил домой каждый день. Миссис Кроуди неизменно отвечала ему, что с ней все в порядке, но это было не совсем так. За первый год
Он примчался к ней посреди недели, бросив занятия. Врач заверил его, что жизнь миссис Кроуди вне опасности, и она скоро сможет вернуться домой. Тем не менее Джон проводил по много часов в ее палате. Мать уверяла его, что все это пустяки, что ему нужно вернуться и продолжать учебу, но Джон попросту не мог этого сделать. Он знал, что это бесполезно: лекции будут проходить мимо его ушей, глаза будут бессмысленно соскальзывать со строк учебников. Наконец, миссис Кроуди выписали, и Джон вернулся в университет, где ему предстояло наверстывать пропущенное. Отныне страх не оставлял его ни на минуту.
Некоторые из одногруппников заметили, что Кроуди стал еще мрачнее, чем обычно. Однако его репутация не располагала к выражению сочувствия; если кто и готов был проявить к нему участие, то просто не решался. И действительно, скорее всего такая попытка вызвала бы раздраженный ответ «Оставь меня в покое!» Джон боролся со своим страхом, пытался еще больше загрузить себя учебой, чтобы вытеснить мысли о матери; иногда это срабатывало, но ненадолго. Однажды вечером Джон купил бутылку виски и впервые в жизни напился. Наутро, однако, ему было так плохо, что он решил не повторять эксперимент.
Когда миссис Кроуди оказалась в больнице во второй раз, Джон учинил врачу форменный допрос, требуя сказать ему все.
— Мы делаем, что можем, мистер Кроуди, но медицина не всесильна, — сказал доктор, протирая очки. — Положение вашей матери отнюдь не трагическое, но тем не менее половина людей на земле умирает от сердечно-сосудистых болезней. Хотя наука делает большие успехи, в таких случаях, как этот, мы пока не можем вернуть человеку здоровье. Мы можем лишь препятствовать развитию болезни…
— Короче, сколько еще проживет моя мать? — резко прервал его Джон.
— Так вопрос не стоит. Миссис Кроуди может жить еще долгие годы. Но сказать, что риска совсем нет, значило бы обманывать вас. При внезапном сильном приступе и несвоевременно оказанной помощи роковой исход, к сожалению, возможен. Повторяю, вероятность этого невелика, требуется особо неблагоприятное стечение обстоятельств…
— Может быть, нужна операция?
— Увы, мистер Кроуди, пока в нашем арсенале нет операции, способной омолодить сердечную мышцу.
На протяжении летних каникул Джон почти не расставался с матерью, и та уже сама беспокоилась, видя, что сын боится и на минуту оставить ее одну.
— Джонни, милый, я не такая уж старая развалина, как тебе кажется, — говорила она с улыбкой. — Подумаешь, пару раз полежала в больнице. Если что, мое лекарство со мной. Живи так, как тебе хочется, я совсем не хочу тебя стеснять.
Но эти слова приносили не больше плодов, чем зерна, упавшие на бетон. Летом, живя с матерью, Джон еще мог как-то бороться со своими чувствами, но когда осенью начались занятия на третьем курсе, его жизнь превратилась в ад, где дневной изнуряющий страх сменялся ночными кошмарами. Ему становилось все труднее сосредотачиваться на учебе, он делался рассеянным, однажды в лаборатории перепутал реактивы, пробирка взорвалась, и брызгами кислоты ему обожгло лицо.