Сполна Заплатишь
Шрифт:
– Рот закрой, ведьма, – разозлился Бойс, – Она родит и останется жива, я сказал.
– Как хотите, молодой господин.
– Тужься, Катриона, – Бойс упал на колени рядом с ложем, прижался щекой к мокрому лбу девушки, – Толкай его, толкай.
Она его поняла. Задышала, набираясь сил, и стала толкать, сгибаясь пополам.
– Удивительно, – взглянула на него Анна, – она вас слушается. Давайте еще.
Бойс говорил с ней, упрашивал, чувствовал – она слышит его, делает все, о чем он просит. Плод был крупным, шел туго, но Катриона не сдавалась, и больше не кричала.
– Голова почти
– Тужься, родная. Еще немного!.
Катриона напряглась, оскалила зубы, дико крикнула. Бойсу показалось, будто вместе с криком ее раздался хруст. Секунда, и она обмякла, откинулась назад. В комнате разорался ребенок.
– Сын у тебя, МакГрей, – Анна за подмышки подняла в воздух пухлого, вымазанного в крови малыша. Его крохотное личико сморщилось в гримасе плача, – принимай, бабка, купай, пеленай внука. Сделано дело.
Она передала вопящего новорожденного Элеоноре.
– Господи, какой крепыш! – ахнула леди МакГрей, – Посмотри, Лайонел!
Но Бойс даже не взглянул на сына. Он с ужасом смотрел на Катриону. Ее задранная сорочка, простыня на кровати под ягодицами быстро пропитывались кровью. Кровь частыми толчками выходила из раны между ног. Одна из молоденьких горничных увидела это тоже и упала без памяти на руки Харриет. Катриона стремительно бледнела, теряла дыхание.
– Я предупреждала, – сказала Анна, лицо ее приняло землистый оттенок, – У нее разошлись кости таза, внутри все порвано. Ребенок чересчур большой для такой крохи, как Катриона. Пусть все выйдут из комнаты. Леди МакГрей, унесите внука.
Элеонора наспех запеленала малыша в простыню и вышла, бросив на Бойса испуганный взгляд. Горничные последовали ее примеру, ведя под руки приведенную в сознание подругу.
Бойс понял, что за звук он слышал, когда Катриона толкнула ребенка в последний раз – это был хруст ее ломаемых костей.
– Сделай что-нибудь, – угрюмо обратился он к Анне.
– Не в моих силах. Ее не спасти. Через пару минут она истечет кровью и все закончится.
Бойс отупело уставился на Катриону, она попыталась открыть глаза, но только закатила их. В комнату вернулась леди Элеонора, передавшая ребенка на попечение нянькам. Молча встала у двери.
– Ох, сыночек… – всхлипнула Харриет. И зарыдала.
Услышав эти рыдания, Бойс потерял самообладание, упал на Катриону, сгреб ее в охапку, вдыхая запах ее пота и крови, лежал на ней, прислушивался, как она затихает навсегда. Левая рука ее судорожно сжималась и разжималась, ногтями царапая простыню.
– Мама, – он вдруг понял, что нужно делать, поднялся, – Веди сюда священника. Быстро. Быстро!!!
– Да! – мыть выбежала.
– Ты хочешь причастить ее перед смертью? – спросила Анна. – Напрасно, она некрещеная. Не волнуйся, МакГрей, Катриона отправится к Господу. Такие как она от рождения принадлежат ему, грешить они не способны. В отличие от вас…
– Твоя дочь при смерти, а ты продолжаешь исходить ядом, – упрекнул Анну Бойс.
– Не волнуйся, я сполна заплачу страданиями за ее смерть.
– Не ругайтесь при умирающей, – всхлипнула Харриет.
Бойс посмотрел на нее.
– Иди, принеси мне бутылку виски, няня, – сказал он. – Скорее, каждая секунда
– Зачем тебе?
– Скоро поймешь.
Смотрителем крохотной церквушки Тэнес Дочарн был молодой, безусый священник. Войдя в комнату в сопровождении леди Элеоноры, он увидел безбожную ведьму Анну Монро, про которую в округе ходили слухи один жутче другого. На кровати лежала худенькая девчушка-подросток в затекших кровью одеждах. Вокруг ее кровавого ложа горели свечи. Священник попятился в глубоком страхе – он понял, что попал на сатанинский ритуал с жертвоприношением. Леди МакГрей встала в дверях, преградив ему пути к отступлению. От камина шагнул высокий мужчина, в котором юный пастор узнал опального сына леди и лорда МакГреев.
– Ты, – звучно сказал МакГрей, стоя в отсветах пламени, – призван сюда, чтобы обручить меня с этой девушкой, патер. Выполняй свой долг, у тебя мало времени.
Патер зажмурился и начал истово молиться. По завершении молитвы ему пришлось убедиться в том, что зловещее видение не рассеялось.
– Нет! – взвизгнул он, осеняя себя крестом. – Изыди, нечистый!
МакГрей протянул ему бутылку виски.
– Я готов понять, что ты испуган и не веришь себе. Только поэтому я еще разговариваю с тобой. Вот тебе виски, пей, тебе станет легче. И венчай нас, патер. Если ты еще раз взвизгнешь или начнешь креститься, я тебя убью. Этим вот.
Вторая рука, которую Макгрей держал за спиной, повисла – в ней была зажата чугунная кочерга. Священник схватил бутылку и начал пить взахлеб. По лицу и безумным глазам МакГрея он ясно прочел – молодой мужчина не шутит.
– Ты Ла…й…йонел Рей..налд…. МакГрей, – заплетающимся языком заговорил священник, икая и из последних сил сдерживая рвоту, – берешь ли ты….в жены…. В болезни и здравии…. В богатстве и бедности….
– Да! – раздалось твердо и отчетливо.
– А ты… Ка..триона…Мон….ро. Берешь ли в мужья….Лайонела…
Девушка была мертва, патер видел это и понимал, несмотря на то, что был мертвецки пьян. Она не шевелилась, не дышала. МакГрей навис над ней, как коршун над поверженной лебедью и словно оберегал ее смерть. Богохульник женится на покойнице…
– …в бедности. Пока смерть не разлучит вас….
Уста мертвой девушки приоткрылись.
– Да, – вырвалось из них вместе с последним дыханием.
– Объявляю вас мужем и женой, – возвестил священник и сел на пол.
– Все, – сказал МакГрей, – теперь ты моя жена, любимая. Иди, святой отец, для тебя еще есть работа – окрестить моего сына. Я даю ему имя Ангус. Уходите все, оставьте меня наедине с Катрионой. Я попрощаюсь с ней, мы ее переоденем и отнесем в семейный склеп МакГреев.
Анна, Элеонора, Харриет не сдвинулись с места. Патер, сидящий на полу, заскулил по-щенячьи.
– Кого тут собираются крестить? Кого мы положим в семейном склепе МакГреев?
В комнату вошел возвратившийся домой Рейналд МакГрей, огромный, пропахший дымом, одетый в грязный охотничий костюм. При виде его, священник начал выкрикивать:
– Exorcizamus te, omnis immundus spiritus, omnis satanica potestas, omnis incursio infernalis…
Оценив одним взглядом ситуацию, МакГрей выместил всколыхнувшуюся в нем злобу на том, кто первый ему подвернулся: