Спор о Сионе
Шрифт:
Мы уже упоминали, что, не успел Эйзенхауэр стать президентом, как он поспешил заверить «президента» Американской Объединённой Синагоги, некоего г-на Максвелла Абеля, что «у еврейского народа не может быть лучшего друга, чем я», добавив что его и его братьев их мать воспитывала на «учениях Ветхого Завета» (мадам Эйзенхауэр состояла в жидовствующей секте т. н. «Свидетелей Иеговы») и что «я вырос, веря, что евреи — избранный народ, и что они подарили нам высокие нравственные и этические принципы нашей культуры» — всё это стояло в сентябре 1952 года во всей еврейской печати всего мира. За этим последовали усердные заверения в симпатиях к «евреям» и к «Израилю» со стороны обоих кандидатов в президенты (Эйзенхауэра и Стивенсона) по случаю еврейского Нового Года (сентябрь 1952 г.) и в эти праздничные дни американское давление на «свободную» западную Германию преуспело в извлечении из немцев «репараций» в израильский карман. В октябре состоялся пражский процесс с обвинениями в «сионистском заговоре» против чешского социализма, и со стороны Эйзенхауэра последовали угрожающие обвинения в «антисемитизме в Советском Союзе и в странах-сателлитах». Крик об «антисемитизме» явно считался выгодным в деле уловления голосов избирателей, а поэтому и заканчивавший свой срок президент Труман не преминул обвинить в нём Эйзенхауэра (чтобы помочь кандидату своей Демократической партии); у генерала буквально отнялся язык перед лицом такой несправедливости и он заявил на одном из предвыборных собраний, что даже не собирается на это отвечать, представляя собранию вынести
Вскоре по вступлении Эйзенхауэра в должность было ратифицировано соглашение об уплате западной Германией дани Израилю, причём (об этом уже упоминалось раньше) один из западногерманских министров (министр финансов д-р Делер) сообщил открыто, что боннское правительство подчинилось давлению Америки, не желавшей открыто выступать в роли банкира сионистского государства. В том же апреле месяце 1953 года еврейская печать сообщала под заголовками «Израиль показывает свою мощь» о следующем: «Весь дипломатический корпус и иностранные военные атташе, присутствовавшие на величайшем до сих пор параде израильской армии в Хайфе, с военным флотом на рейде и пролетавшей над их головами военной авиацией, получили должное впечатление, и парад полностью достиг цели показать готовность Израиля решать свою судьбу на поле сражения».
Так начался новый президентский период в Америке в 1953 году под знаком новых «обязательств» на будущее, с мёртвым Сталиным в московском мавзолее, с Израилем, готовым «решать свою судьбу на полях сражений», и со «свободной» половиной Германии, день и ночь работавшей для уплаты дани Израилю. Большой парад в Вашингтоне по случаю вступления президента в должность был отмечен любопытным инцидентом: в конце процессии ехал верхом неизвестный в костюме ковбоя, который, поравнявшись с президентской трибуной, попросил разрешения испробовать своё лассо; Эйзенхауэр послушно встал, склонив голову, и взвившаяся петля была плотно затянута на его шее. Кинохроники затем показывали лысую голову «Айка» с петлёй на шее.
Возможно, что в мыслях нового президента были лишь банальности, когда он заявил: «Государство Израиль — форпост демократии на Ближнем Востоке, и каждый американец, любящий свободу, должен включиться в усилия навеки обеспечить будущность этого новейшего члена семьи народов». По мнению тех, по адресу которых расточались эти комплименты, это было обязательством, подобным тому же, что в своё время раздавали в аналогичных формулировках Рузвельт и Вудро Вильсон. Через восемь лет после смерти Гитлера новое государство, где господствовали гитлеровские расовые законы и где коренное население было изгнано резнёй и террором, стало «форпостом демократии», и все «любящие свободу» должны были (отметим категорический императив!) всеми силами его защищать.
Если новый президент воображал, что, отдав дань подобным любезностям, он сможет затем по собственной воле определять политику своей страны, то через 9 месяцев после вступления в должность ему был преподан соответствующий урок, а по данному векселю в октябре 1953 года была потребована уплата в повелительном и не допускающем сомнений тоне. Попытка действовать независимо в соответствии с американскими национальными интересами в вопросе касавшемся «новейшего члена семьи народов», была беспощадно сокрушена, а американскому президенту пришлось публично каяться, подобно «Рокданду» (т. е. Вудро Вильсону) в романе Хауза 1912 года. Это унижение главы правительства, которое неумудренным человечеством считалось самым могущественным в мире, представляется наиболее значительным инцидентом в настоящем повествовании, богатом эпизодами, аналогичными по характеру, но менее явственными для широкой публики. Серия сионистских нападений на соседние арабские государства, перечисленная в предыдущей части настоящей главы, началась 14 октября 1953 г., когда была вырезана до последнего человека целая арабская деревня Кибия в Иордании. Это было повторением резни в Дейр-Ясине в 1948 году с той разницей, что оно произошло за пределами Палестины, дав достаточно ясно понять всем арабским народам, что и их в нужное время постигнет «полное уничтожение», и разумеется снова с благословения «Запада». Кошмарные факты еврейской резни были доложены Организации ОН датским генералом Вагном Бенике, главой Комиссии ООН по наблюдению за перемирием (немедленно получившим угрозы убийства также и его) и его непосредственным подчинённым, капитаном 2 ранга военного флота США Хатчисоном, охарактеризовавшим еврейский налёт, как «хладнокровное убийство» (что быстро привело к его отозванию). Во время последовавшего обсуждения вопроса в Совете безопасности ООН французский представитель заявил, что «резня» вызвала во Франции «ужас и возмущение», обвинив Израиль, государство основанное на утверждениях о «преследовании», в «мщении ни в чём неповинным людям». Греческий представитель назвал совершившееся «жуткой резнёй», а английский и американский представители присоединились к единодушному «осуждению» (9 ноября 1953 г.). Архиепископ Йоркский в Англии заклеймил «жуткий акт терроризма», а консервативный депутат Палаты общин, майор Легг-Бурк назвал его «кульминационным зверством в длинной цепи налётов на не-израильскую территорию, составляющим часть продуманного плана мести».
В дни, когда произносились эти официальные обличения, Израиль получил от американского правительства 60 млн. долларов, очевидно как награду за содеянное, президент же публично покаялся, уступив очередному сионистскому «давлению» в Нью-Йорке. Сообщаем хронику событий: через 4 дня после еврейской резни в Иордании (18 октября) правительство США «приняло решение выразить суровое порицание своему протеже» («Таймс», 19 октября); оно сообщило, что «полученные Госдепартаментом потрясающие отчёты об уничтожении человеческих жизней и имущества убеждают нас в необходимости привлечь к ответственности виновников и принять решительные меры для предупреждения подобных инцидентов в будущем» (читателю предлагается сравнить эти слова с тем, что произошло несколькими днями позже). Лондонский «Таймс» добавил, что «за этим заявлением стоит растущее возмущение высокомерной манерой, с которой Израиль склонен обращаться с Соединёнными Штатами — по-видимому, будучи уверенным в том, что он всегда может рассчитывать на соответствующее давление в стране». Сообщалось даже (как присовокупил «Таймс» как бы с затаённым дыханием), что «подарок в несколько миллионов долларов израильскому правительству может оказаться задержанным, пока не будут получены гарантии неповторения пограничных инцидентов». И действительно, два дня спустя (20 октября) Госдепартамент сообщил, что субсидия Израилю задержана. Однако, если президент Эйзенхауэр легкомысленно полагал, что через год по его избрании у его правительства будут развязаны руки на остававшиеся
Три соперника в Нью-Йорке принялись переплёвывать один другого в погоне за «еврейскими голосами». 500 сионистов собрались 25 октября на митинг, приняв резолюцию, что они «потрясены» отменой «помощи Израилю» и требуют, чтобы правительство «пересмотрело своё поспешное и неблагородное решение». Республиканский кандидат в мэры Нью-Йорка запросил по телеграфу немедленное интервью с государственным секретарём; вернувшись, он обещал встревоженным избирателям, что «Израилю будет дана полная экономическая помощь США» («Нью-Йорк Таймс», 26 окт.) в сумме 63 млн. долларов (избран он, тем не менее, не был). Тем временем республиканские партийные заправилы начали осаждать президента, предсказывая катастрофу на выборах в Конгресс 1954 года, если он не отменит своего решения. Осада длилась недолго, и 28 октября он капитулировал: официальное сообщение подтвердило, что Израиль получит полностью обещанную сумму (около 60 млн. долларов), из них первые 26 миллионов в первые 6 месяцев финансового года. Республиканский кандидат в нью-йоркские мэры приветствовал это, как «признание того факта, что Израиль представляет собой твёрдый бастион безопасности свободного мира на Ближнем Востоке», и как акт «государственной мудрости мирового масштаба», столь типичный для президента Эйзенхауэра. Картина того, что именно привело к этому «акту», была обрисована Джоном О’Доннелем в «Нью-Йорк Дейли Ньюс» от 28 октября: «Профессиональные политиканы нажимали на него со всех сторон, угрожая страшной местью. Айку всё это страшно не нравилось… но давление было столь сильным, что для сохранения мира в компании ему пришлось дать задний ход. С политической и с личной стороны это его сальто-мортале было самым изящным и быстрым за многие месяцы в этой политической столице всего мира… Целую неделю давление со стороны кандидатов, гнавшихся за многочисленными еврейскими голосами в Нью-Йорке было ужасающим. За последние 10 дней политическое образование президента Эйзенхауэра продвинулось вперёд с головокружительной быстротой». Как бы то ни было, республиканцы потеряли большинство в Конгрессе 1954 года, что было давно известным и неизбежным результатом подобных капитуляций, а после новых и ещё более катастрофических уступок они понесли ещё большее поражение в 1956 году. После этого американское правительство уже никогда более не осмеливалось выражать «порицание своему протеже» на протяжении целой серии совершённых им подобных же «жутких актов» терроризма, а в очередную годовщину основания Израиля (7 мая 1954 г.) еврейская армия смогла продемонстрировать новейшее вооружение, полученное ею от Соединённых Штатов и Великобритании. В параде участвовало громадное количество американских и английских танков, реактивных самолётов, бомбардировщиков и истребителей: Соединённые Штаты объявили Израиль «имеющим право на помощь поставками вооружения» уже 12 августа 1952 года, а Англия разрешила вывоз оружия в Израиль частными фирмами ещё раньше, 17 января 1952 г.
За этими событиями последовали два года относительного спокойствия, затишье необходимое для подготовки новых сюрпризов, приуроченных к следующим президентским выборам в Америке в 1956 году. В мае 1955 г. (как-раз когда сэр Антони Иден сменил сэра Уинстона Черчилля на посту английского премьера) государственный секретарь США Джон Фостер Даллес, как за 30 лет до него лорд Бальфур, наконец собрался посетить страну, калечившую теперь внешнюю политику Америки, как она раньше калечила политику Англии. После печального опыта с неосторожными «порицаниями» и их результатами, ему должно было теперь быть ясным, что он имеет дело с самой могущественной силой в мире, с верховной властью в его собственной стране, с силой, в руках которой «Израиль» был лишь орудием, призванным вносить раздор между теми, которыми надо было управлять. Как и Бальфур, он был встречен арабскими бунтами, как только он появлялся за пределами еврейской Палестины. В самом Израиле он виделся лишь с немногими еврейскими политиками после того, как его провезли в закрытом автомобиле за сплошным кордоном полиции с аэродрома в Тель-Авив. Полицейская операция по его приёму и охране носила название «операция Китаво», что на иврите означает «откуда ты пришёл» — намёк на стих из 26-й главы Второзакония: «Когда ты придёшь в землю, которую Господь Бог твой даёт тебе в удел… и Господь обещал тебе ныне, что ты будешь собственным его народом, как Он говорил тебе, если ты будешь хранить все заповеди Его, и что он поставит тебя выше всех народов, которых Он сотворил… и что ты будешь святым народом у Господа Бога твоего». Американский государственный секретарь считался в сионистском Израиле всего лишь мелкой фигурой в грандиозной драме «исполнения» левитского «закона».
По возвращении Даллес поведал, что арабы боятся сионизма больше, чем коммунизма — открытие, для которого незачем было ездить в Палестину, а достаточно было взглянуть на географическую карту: арабы были знакомы с содержанием Торы и видели его буквальное приложение в Дейр-Ясине и Кибии. В передаче по телевидению он заявил (согласно сообщению агентства Ассошиэйтед Пресс, 1 июня 1953 г.), что «Соединённые Штаты твёрдо стоят за декларацией 1950 года, совместно с Англией и Францией; она обязывает эти три государства активно действовать в случае, если нынешние границы Израиля будут нарушены военными средствами». Это была знаменитая «трёхсторонняя декларация», но автор этих строк не смог установить действительно ли Даллес выразился именно так или же его неправильно цитировали: декларация была составлена в объективной форме и гарантировала «границы на Ближнем Востоке и демаркационные линии перемирия», но вовсе не «нынешние границы Израиля»; однако, именно в таком виде сообщения мировой печати достигали арабского мира, и словесный ляпсус Даллеса передавал фактическое положение вещей.
Поколения сменялись одно за другим, и удлиняющаяся тень сионизма всё тяжелее ложилась на каждое последующее. Сэр Уинстон Черчилль, наконец у предела своих физических сил, передал должность тому, кого он уже давно назначил своим наследником, как если бы дело шло о правах неограниченного монарха: «Я не делаю ни одного шага в политической жизни без консультации с мистером Иденом; он будет нести дальше факел консерватизма, когда он выпадет из других, постаревших рук». В этом случае, всё указывает на то, что сэр Антони перенял по наследству от сэра Уинстона его безоговорочную поддержку «исполнения стремлений сионизма», и вероятно рад был бы видеть этот факел в других руках, поскольку он не столько освещал, сколько губил и «консерватизм» и самую Англию. С того момента, как он занял должность, к которой он готовился всю свою жизнь, его правление стояло под клеймом пресловутой «ближневосточной проблемы» и его политический конец был заранее обречён на повторение печальной судьбы правлений Рузвельта и Вудро Вильсона. Летописец мог бы добавить: и Эйзенхауэра. В сентябре 1955 года его поразил удар и, хотя он и поправился, но его фотографии в печати обнаруживали те же черты, что в своё время характеризовали как Рузвельта, так и Вильсона под конец их правлений. «Давление», которому неизбежно подвергаются эти, по внешнему виду, столь могущественные лица в нашем «еврейском столетии», явно сказывается на их измученных заботами физиономиях. Их окружает толпа льстецов, но как только они пытаются следовать велениям совести и долга, их беспощадно призывают к ответу. После его первого опыта в этой области, общее мнение было, что Эйзенхауэр не выставит своей кандидатуры вторично.