Спой для меня

Старкова Рина

— Переодевайся, мы уходим, — Амурский схватил меня за руку и потащил к раздевалке. Последнее, что я видела — густая струйка крови, хлынувшая под стол. Ну и досталось же бедняге.

— Герман Александрович, не нужно было, я бы сама… — запищала я, еле передвигая ватные ноги.

— Я сам решу, что нужно, а что не нужно. Это больше не твоя забота, Вика. Ты теперь, так или иначе, принадлежишь мне! И я против, чтобы ты работала в этом гадюшнике! — вот так, не давая права ответить и уж тем более возразить.

Мне просто ничего не осталось.

Даже права выбора. Мои интересы никого не волнуют. Если Герман захочет — я буду работать, не захочет — буду сидеть в четырех стенах. Он полностью решает мою судьбу. И от этого становится страшно. Так страшно, будто иглы бегут под кожей, готовые в любой момент впиться в сердце. Так страшно, что волосы на голове встают дыбом и шевелятся.

4.3

Первая песня: Герман

— Зачем ты это сделал? Ты же знаешь, что СМИ не оставит этот инцидент без внимания! Хочешь на обложку желтой прессы? Давно вокруг тебя сплетен и скандалов не было? — Виктор зудит над ухом, как комар, пока я допиваю пиво, косясь в сторону побитого подонка. Он получил то, чего заслужил. И я ничуть не жалею.

Трогать то, что мне принадлежит, никто не смеет.

А Виктория Юрьевна Малинова принадлежит мне полностью и безоговорочно. И пока мне не надоест эта милейшая девственница, я буду распоряжаться ей, как пожелаю нужным.

— Сейчас вызовут ментов, а с ними и пресса подтянется! Сам сказал, что вас сегодня уже успели отснять по полной, пока обжимались у входа! — нет, ну Витя — это Витя. Пока он угомонится, проблема уже вихрем пронесется мимо.

— Я все решу, — отрываюсь от кружки и достаю бумажник.

Жизнь подбросила меня чуть ли не до небес благодаря деньгам. Деньги имели особый запах. Запах похоти. Запах адреналина. Запах роскоши. Запах власти. Список бесконечен и продолжать его не имеет смысла. И сколько бы не утверждали обратное, мне комфортнее в Range Rover, чем на жигулях. Конечно, я не настолько тупой и наивный, и мне ни понаслышке известно, что от смерти и прочего финансы не спасут. Но это именно та ситуация.

Парень, чью рожу я хорошенько разукрасил, куда-то съебался. А и пес с ним, договориться и с его мало вменяемыми дружками можно.

— Сколько нужно заплатить, чтобы мы благополучно забыли эту ситуацию?

— У тебя денег не хватит, мудак! — культурным манерам явно не научен.

— Сколько? — еще раз повторяю я, старательно изображая, будто не услышал оскорбление в свой адрес. Но кулаки то так и чешутся, чтоб и этим двоим навтыкать.

— Триста тысяч. Наличными. — требовательным голосом продолжает беседу этот смелый. Продешевили ребятки.

Звоню Олегу, чтоб снял бабла. И я лишний раз убеждаюсь, что деньги решают. Оборачиваюсь, и вижу, как Вика о чем-то договаривается со своей подружкой.

Как ее?

Вера, кажется.

Вера особого доверия не вызывает. Пафосная кукла с тонной макияжа — видок у нее сегодня был такой, будто весь мир подозревает

в заговоре против нее. А малышка Вика на ее фоне выглядит, как сущий ангел.

— Ну что, Виктория, поехали домой? — нарушаю бабский треп, и Вера смотрит на меня исподлобья. Я ее беременную бросил? С чего столько ненависти во взгляде. Обнимаю Малинову за талию и тяну к себе вплотную, отчего та снова невольно дрожит.

Мне нравятся ее простые и естественные реакции. Эта дрожь, скромность, чистота. В своем мире я давно не встречал таких женщин, которые краснеют от упоминаний интима и трясутся от прикосновений. Вика — сама нежность. Именно это и цепляет за живое, заставляет оберегать ее, как капризную розу от ветров.

Но когда эта «роза» замахнулась подносом на сегодняшнего несостоявшегося извращенца, я немного охренел. Не так, чтобы пустить ситуацию на самотёк и не вступиться, но крепко.

— Хорошо, Герман, — наконец произносит Малинова, заканчивая нашу с Верой немую войну. Что-то с этой подружкой не так.

В машине я немного успокаиваюсь. Вика смотрит в окно опустошенным взглядом, по которому даже не прочитаешь ее мысли.

— Так себе денек, — начинаю издалека, смотря на то, как нервно она теребит волосы, то и дело подносит палец ко рту, будто сейчас начнет грызть ногти. Терпеть этого не могу.

— Самый дерьмовый день! — шипит моя нежная роза, поворачивается ко мне и прикрывает рот рукой, будто сказала лишнего. — Простите.

Манерам эту девочку явно учило светское общество — ее жесты, мимика, нежные взгляды и голосок. Нахваталась в академии искусств? Но это не она — подделка, фальшивка. Она настоящая дерзкая? Способная треснуть подносом в харю? Я даже немного жалею, что влез, и не предоставил себе возможность насладиться этим зрелищем.

— Хочешь расслабиться? Можем заехать в ресторан.

— Хочу домой, — немного резко, зато без вранья. — Я очень устала. Думаю, лучше расслаблюсь в джакузи.

Улыбка проскальзывает по ее милому лицу, а в мою голову уже лезут представления обнаженного тела, окутанного тысячью пузырьков.

— С удовольствием к тебе присоединюсь, — без капли иронии шепчу ей в лицо, пододвинувшись ближе, и с упокоением наблюдаю, как сотня маленьких веснушек тонет в краске. Руки сами скользят к ее коленям, и я обнимаю ладонью тонкую ножку. Непорочность сводит меня с ума, как извращенца, повидавшего все на своем пути, кроме скромности.

У дома припаркована красная Panamera, от которой меня воротит. Жанне то что опять нужно в моем доме? Глаза сами закатываются, а моя неприязнь, кажется, передается и Вике. Смотрю на замученное лицо охранника при входе — Жанна и его, видимо, довела до белого каления.

В доме хаос, будто ураган пронесся, а слащавый запах индийских цветочков витает в воздухе надоедливыми нотами.

— Фаина Ивановна отведет тебя в комнату. Расслабляйся. Я зайду позже. — Шепчу на ухо Малиновой, и та устало гладит плечи, спрятанные под плотной тканью.