Спой мне о любви

Смит Дорис

Соблазн был слишком велик, чтобы отказаться. Солнце немилосердно палило, и в городе наверняка нечем дышать.

— Я тебе запишу название. — Я достала ручку и блокнот.

Но мама не могла больше ждать — через две минуты должен был подойти автобус.

— Театр «Нептун», я помню, — отмахнулась она и убежала.

Лондон все еще был похож на раскаленную камеру пыток, когда я спешила по Стренду к месту встречи с Адамом и потоки жаркого воздуха опаляли мне щеки. Я надеялась,

что в театре есть кондиционер, иначе будет совсем невыносимо — на спектакле ожидался аншлаг. Мама сообщила, что единственные места, которые удалось достать, были во втором ряду.

Адам уже ждал меня. Он выглядел бледным и усталым. Рубашка и пиджак, как всегда элегантные, были розоватого оттенка.

— Кстати, — небрежно сказала я ему, когда мы шли к театру, — я встретила в самолете из Найроби твоего друга. Забыла упомянуть об этом в прошлый раз.

— Да?

— Очень известная личность, хотя тогда я этого не знала. Колин Камерон.

— Колин Камерон?!

Было такое впечатление, что Адам еще больше побледнел, или мне это только показалось?

— Откуда тебе известно, что мы знаем друг друга? Он тебе сказал?

— Да. У меня был журнал со статьей о тебе…

— Ясно. Мы учились в одном колледже, вот и все.

У входа собралась большая толпа.

— Не ожидал, что этот спектакль окажется таким популярным, — заметил Адам и нахмурился. — Пропади все пропадом, Деб! Мы попали не туда! — внезапно воскликнул он.

— «Нептун», — сказала я, и мне на глаза тут же попалась афиша: «Неаполитанский театр. Гала-варьете».

В тот же момент Адам с каменным лицом сунул мне под нос билеты. Два места в партере, второй ряд, 18 июля, гастроли Неаполитанского театра. Мы в полном молчании пробрались к своим местам.

— Как, черт возьми, мы высидим до конца? — проворчал Адам, который ненавидел популярную музыку.

Я тоже чувствовала раздражение, но побоялась признаться. Надо же было как-то окупить расходы. Но Адам вскоре беспокойно заерзал.

— Слушай, мне не удалось застать днем одного делового партнера. Думаю, не попробовать ли позвонить ему сейчас? Вернусь через полчаса, — заявил он и стал резво пробираться к выходу.

Через минуту оркестр заиграл первые такты увертюры. Два места слева от меня оставались свободными. «Театральные нравы, — кисло подумала я, — такие же скверные, как эти гастролеры».

Опоздавшие прибыли через пять минут после начала: стройная смуглая женщина в ярко-оранжевом платье пришла первой, за ней, улыбаясь и извиняясь, пробирался темноволосый мужчина с широким красивым лицом, которое я в последний раз видела на телеэкране рядом с Гори Майо.

— Это вы! — изумленно прошептал он, пробираясь мимо моих коленей и усаживаясь в кресло рядом со мной, но вскоре поменялся местами со своей спутницей, когда оказалось, что голова и плечи

сидящего впереди мужчины загораживают ей сцену.

Миссис Камерон — кто же еще? — была красива по всем стандартам, особенно по сравнению с такой бледной блондинкой, как я сама. Ее волосы цвета воронова крыла были волнистыми и блестящими, открытое платье с тонкими плетеными бретельками демонстрировало загар, по-видимому средиземноморский. Я вдруг вспомнила о Рут. Теперь с уверенностью можно сделать вывод, что ей лучше, но спросить все же нужно. Но не так скоро, иначе это будет истолковано как попытка завязать разговор. Я решительно углубилась в свою программку.

Всю первую половину действия Колин оживленно перешептывался с женой, причем ее ладонь покоилась на его руке. В перерыве детишки отправились за мороженым, и каждый, кто протискивался мимо Камерона, получал от него приветливую улыбку. Вскоре он и сам ушел, а после недолгого отсутствия вернулся с двумя вафельными трубочками. Когда они с аппетитом принялись уплетать их, он вдруг взглянул на меня:

— Извините, я не понял: вы одна?

— Вообще-то нет, — буркнула я и вновь углубилась в чтение программки. Шепот его жены: «А теперь ты куда?» — заставил меня поднять глаза. Он вновь куда-то ускользнул.

Лампы начали медленно тускнеть, когда Камерон вернулся, неся три стакана лимонада.

— Это опять я, — покаянно шепнул он жене, пробираясь к своему месту, и наклонился ко мне: — Держите. Один стакан для вас.

Занавес уже поднялся, началось шоу, и с заднего ряда раздались недовольные голоса.

— Дорогой, сядь! — Миссис Камерон настойчиво дернула его за рукав. Чтобы ускорить дело, она передвинулась на другое кресло. Колин понял намек и смиренно опустился рядом со мной.

Звезды шоу принялись развлекать нас песнями, из которых я практически ни одной не знала. Мой сосед же, напротив, знал их все и с воодушевлением подпевал, но тихо, как тогда, в самолете. «Надо же, — мысленно усмехнулась я, — какое странное совпадение: он пришел именно в этот день, на этот спектакль, сел в том же ряду и наслаждается зрелищем». Но после очередной песни Камерон вдруг дважды широко зевнул.

— Усыпляет, — услышала я, как он шепчет жене, закрывая глаза, — и нога побаливает.

«Теперь или никогда», — решила я.

— Мистер Камерон, я хотела спросить вас…

— Подождите, сейчас моя очередь. Я хочу спросить, как вас зовут.

— Белл, — прошептала я, улыбаясь. — Дебора Белл.

— Дебр-ра, — тихо повторил он, заставив мое имя звучать на шотландский манер, как плеск ручейка о камни. Никто никогда еще так не произносил его.

— Как дела? — задал он следующий вопрос.

— Теперь моя очередь, — парировала я. — Но я хотела спросить не о вас, а о вашей маленькой дочке. Надеюсь… э-э…