Справедливая гордыня
Шрифт:
— Нет! — после недолгого раздумья помотала Фуому головой.
— Вот, — удовлетворенно заключил я, — А еще я точно сдохну, если мы куда-нибудь поплывем. Вы меня заездите нафиг.
В ответ лишь смущенное молчание, особенно от суккубы. Длилось оно долго, я успел попререкаться с охранниками элитного базарного района, выпить свежего молока, принятого из рук высунувшейся из окна старушки, постращать вышибалу в одной из лавок, который пытался компенсировать свой половинчиковый рост, напрыгивая на нас пузом и грозно топорща усищи. Устав от возни, я наступил вредному субъекту на ногу, что сработало навроде дверного звонка — на вой обижаемой
Пришлось выдержать тяжелую схватку. Нам очень хотели впарить мебель. Нет, товар тут был просто огнище, я записал у хозяина лавки его имя, имена его ближайших родственников и наследников, все возможные адреса и точки сбыта, вот настолько хорошая была мебель! Массивная, основательная, крепкая как попа Сатарис, из черного полированного дерева особой твердости и хорошего запаха! Бомбическая мебель! Но нам некуда, увы. Нам бы продать. Что продать? Один из самых больших в мире магических кораблей, разумный и опытный. Да-да, разумный. Нет, на овец не меняем. И на яблоки тоже.
Еле вырвались, обменяв нужный нам адрес на обещание посетить тетушку мебельного лавочника, торгующую пирогами и прочей кондитерщиной. Затарившись у этой самой тетушки на всю нашу орду спортивных и сладколюбивых девиц, мы отправились далеко-далеко от центра города, в самую, что ни на есть, глубинку хоббитячьей страны. Бегом, разумеется, так как послали нас реально далеко.
Преследуемые злыми и завистливыми звуками половинчиков-фермеров, плетущихся на своих повозках с ослами, мы неслись во всю прыть навстречу солнцу. Ну… не очень неслись, так как суккуба, бывшая главной сладкоежкой всего нашего коллектива, умудрилась бессовестно обожраться у тетушки мебельного хоббита всем подряд, от чего выдерживала скорость невысокую, а траекторию нестабильную. Я злорадно молчал, давя в себе желание потаскать демоницу на ручках, а у той явно не хватало наглости напроситься.
Указанный продавцом мебели дом… отсутствовал как класс. Был газон, сожравший большой пологий холм, в основании которого была дырка, закрытая основательной дверью. Еще по всей площади холма были периодически натыканы окна, что намекало на не совсем его, холма, естественную природу. Я бы, конечно, офигел на месте, сравнив масштабы среднего половинчика со всем этим холмом, но, к своим невнятным чувствам, как-то раз познакомился с воистину выдающимся представителем этого народа по имени Вадун Шаколола, бывшим по жизни оперным певцом и карликом. Так вот, некие намеки, встретившиеся нам во время недолгого путешествия с этим замечательным певцом (храню его серебряную статуэтку с автографом!), вовсю утверждали, что дом у этого служителя искусств был достаточно велик, чтобы пятиметровая (ростом!) драконоид-горничная пять минут бежала к хозяину по вызову. Пятиметровая! Пять минут! А он сам был ростом мне по колено!
— Хозяева точно дома, — Мимика потыкала пальцем в несколько вовсю парящих вкусным дымом труб на вершине холмодома, — Интересно, а нас угостят чем-нибудь?
— Ты только что половину заварных пирожных съела! — справедливо возмутилась Лилит. Кошкодевочка засопела, ковыряя носком сапога землю. Голодные годы дают о себе знать, а еще она не поправляется в женских местах, от чего начинает потихоньку комплексовать, как и Саяка.
Стоило мне только наступить на дорожку, ведущую к маленькой двери, как возле той из-под земли поднялся здоровый бронзовый рупор вроде грамофоньего, из которого в нас тут же рявкнуло толстым басом:
— Неприёмное время! Завтракаю! Через полтора часа приходите! А лучше через неделю! Ваши всевидящие шары зла еще не привезли!! Кыш! Кыш-кыш!
Мы,
— Лилит, сними плащик, — решился я, — Попробуем действовать дипломатией.
Демоница, согласно кивнув, сдёрнула с себя плащ анонимности, представ во всем своем краснокожем великолепии, слегка прикрытом ремешками. Мегафон, что-то там неразборчиво ругнувшись, захрипел вновь, выдав длинную тираду о том, что Укрюм Кваликопс уже шестьдесят лет не покупает суккуб и это известно даже последнему шорнику на побережье Длинных Камней. Даже если оного шорника рожали, стоя как раз на тех самых длинных камнях, славящихся своей твердостью. Пришлось ловить моментально взбесившуюся демоницу, побежавшую мстить за столь гнусную инсинуацию.
— Мимика, достань свой Приз! — пропыхтел я, всячески неприлично обнимая гибкое и сильное тело, настойчиво рвущееся испортить нам бизнес, — Этот балбес должен понять намек!
На полутораметровую золотую статуэтку чавкающий (!) голос заметил, что такие продает младший внук его троюродного племянника по десять штук в базарный день. А он еще ходит в школу! Поэтому, если у мешающих ему жрать придурков всё…
— Слышь, ты, вошь холмовая! — психанул я, на ходу к двери сдирая с себя плащ, — Я сейчас за свою суккубу тебе все твои активы в пассивы переведу! И холм притопчу так, что полем станет! Не можешь представительство в городе открыть, нищеброд подземный, так не выкаблучивайся, когда к тебе на дом приходят, говнюк мелкотравчатый!
— Кто нищеброд, я нищеброд?!! — внезапно взбесился динамик, а потом, страшно захрипев, заглох. Зато, не успел я даже дойти (и пнуть) по железной фигулине, как дверцы холмового дома распахнулись, а из них как будто получив пинка вылетел совершенно шарообразный лысый половинчик в халате на босу волосатую грудь, тапках и с жирными губами.
Хватать за халат я его побоялся, опасаясь обнажить всё вот это вот перед глазами своих почти невинных девушек, от чего и позволил остановиться в метре от меня, поднять лысую голову с совершенно бешеным выражением красного лица, а затем заорать, брызгая недоеденными крошками:
— Это Укрюм Кваликопс-то нищеброд?!!!
— Ну а как такой тупица может быть богатым? — парировал я, ухмыляясь как пират (стоп… что?), — Сидишь дома как в толчке и орёшь, что «занято»! Мог бы хоть будочку для секретаря организовать, дилетант!
Последнее, наверное, было перебором, так как покрасневший половинчик, наглухо косплеящий помидор, просто упал навзничь, утробно зарычал, а затем начал драться кулаками с воздухом. Опасливо кинув в него исцелением, я отошел на пару метров, боясь, что покусает. Тут зашумело, зашелестело, затопотало, а затем из дому начала выплескиваться настоящая половинчиковая орда! Старушки, тетки, девки, всё это окружило злобного шарообразного хозяина, оттерев меня еще дальше, а затем начало над ним громко причитать, заламывать руки и нагибаться.
— И это тот самый Укрюм Кваликопс! — громко пожаловался я миру и судьбе, сокрушенно качая вновь закапюшоненной от греха подальше головой, — Из тех самых! Позор! А ведь такие люди рекомендовали! С такими тетями! Всё, девчонки, идём отсюда. Мы потратили время зря.
— Кудаааа?! — раненным лосем завопил тут же оживший Кваликопс, подскакивая аж выше склонившихся над ним женщин, — После всего, что между нами было?!!!
— Если ты о моем разочаровании, — вяло помахал рукой необорачивающийся я, — То оставь его себе! Сдачи не надо!