Спустись в мой подвал
Шрифт:
Проволочные плечики действительно были пусты. Он со звоном сдвинул их в сторону, потом повернулся и выглянул из гардероба на Дороти Уиллис и езде сына Джо.
– Я шел мимо, – сказал Джо, – и увидел, что в гардеробе нет папиных костюмов.
– Все было очень хорошо, – сказала Дороти. – У нас была чудесная жизнь. Я ничего не понимаю, ничего! – Она снова заплакала, пряча лицо в ладонях. Фортнум вышел в холл.
– Вы не слышали, как он выходил из дома?
– Мы играли во дворе в футбол, – сказал Джо. – Папа сказал, что должен на минутку зайти
– Он должен был быстро уложить и уйти пешком, иначе мы бы слышали такси, подъезжающее к дому.
Они шли по коридору к выходу.
– Я проверю на вокзале и в аэропорту, – Фортнум заколебался. – Дороти, может, в прошлом Роджера есть что-то…
– Наверняка, не психическая болезнь… – Она помолчала. – Мне кажется, его похитили.
Фортнум покачал головой.
– Не похоже. Выходит, что он собрался, вышел из дома и направился на встречу со своими похитителями?
Дороти толкнула дверь, будто хотела впустить в холл ночной воздух.
– Нет. Они, наверное, как-то вошли в дом и выкрали Роджера у нас из-под носа. – Потом добавила: – Мне страшно.
Фортнум вышел в ночь, полную звона цикад и шума деревьев. «Пророки гибели, – думал он, – провозглашают свои предсказания. Миссис Гудбоди. Роджер. А теперь Дороти. Произошло что-то действительно страшное. Но что, ради всего святого? И как?» Он перевел взгляд на Дороти, потом на ее сына. Джо моргал, стараясь сдержать слезы, потом отвернулся, – и это длилось целые века, – потащился по коридору и остановился у двери в подвал. Фортнум чувствовал, как дрожат его веки, а зрачки расширяются, как будто он фотографировал все это. Джо широко открыл дверь и нырнул в подвал. Двери закрылись. Фортнум открыл рот, хотел сказать что-то, но Дороти взяла его за руку, и он обернулся к ней.
– Ради Бога, – сказала она, – найди Роджера.
Он поцеловал ее в щеку.
– Если это возможно…
Боже, почему он выбрал именно эти слова? Он повернулся и ушел в летнюю ночь.
Вдох, выдох, вдох, выдох, астматический вдох, влажный чих. Кто-то умирает среди ночи? Нет. Это работает миссис Гудбоди, невидимая за изгородью. Насос нацелен, костлявые локти ходят, как поршни. Тошнотворный запах инсектицида густым облаком окутал Фортнума.
– Миссис Гудбоди, вы еще не закончили?
Из-за чернеющей изгороди донесся ее голос:
– Чтоб вас черти взяли! Мошки, водяные клопы, жуки, а теперь Marasmius oreadis. Боже, как они растут!
– Что растет?
– Я же говорю, Marasmius oreadis! Или я, или они, но думаю, что я их одолею. Вот вам! Вот вам! Вот!
Он пошел прочь от изгороди, от удушающего насоса и резкого голоса. Жена ждала его на веранде. Фортнум уже хотел что-то сказать, когда в комнате шевельнулась какая-то тень. Послышался скрип, повернулась дверная ручка. Том исчез в подвале. Фортнум почувствовал, будто что-то ударило его в лицо. Он зашатался. Все было ошеломляюще знакомо, как в снах наяву, где знаешь все наперед, где слышишь слова, прежде чем их произнесут.
До него вдруг дошло, что он стоит и пялится на дверь, что вела в подвал. Цинтия увлекла его в комнату.
– Что? Том? О, я уступила. Эти проклятые
– Пошло на пользу? – услышал Гай свой голос.
Цинтия схватила его за плечо.
– Что с Роджером?
– Он ушел.
– Ох, уж эти мужчины!
– Нет, тут другое, – ответил он. – Последние девять лет я видел Роджера ежедневно. Когда знаком с человеком так хорошо, знаешь, как у него дела дома: мир или кипящий котел. Его еще не окутал запах смерти. И он не бросился в безумную погоню за своей молодостью. Нет, нет, я готов присягнуть, готов спорить на последний доллар, что Роджер…
Зазвенел дверной звонок. Почтальон молча вошел на веранду и остановился с телеграммой в руке.
– Мистер Фортнум?
Пока он открывал конверт и развертывал телеграмму, Цинтия зажгла свет.
«Я еду в Новый Орлеан. Освободился на минуту. Не принимайте, повторяю, не принимайте никаких посылок!
Роджер»
Цинтия подняла взгляд от бумаги.
– Что он имел в виду? Я ничего не понимаю.
Но Фортнум уже был у телефона и поспешно набирал номер.
– Станция? Полицию, срочно!
В 10.15 телефон зазвонил в шестой раз за вечер. Фортнум схватил трубку.
– Роджер! Где ты?
– Где я? – беззаботно ответил Роджер. – Ты отлично знаешь, где я. Это твоих рук дело. Мне надо было обидеться.
Цинтия по знаку Фортнума подбежала к отводному телефону на кухне.
– Роджер, клянусь, что ничего не знаю. Я получил от тебя эту телеграмму…
– Какую телеграмму? – спросил Роджер. – Я не посылал никакой телеграммы. Полиция ворвалась в наш поезд и вытянула меня на каком-то полустанке. Я потому и звоню тебе, чтобы ты освободил меня от них. Гай, если это какая-то шутка…
– Но, Роджер, ты же исчез из дому!..
– Я уехал по делам. Если ты называешь это исчезновением… Я сказал об этом Дороти и Джо.
– С ума сойти, Роджер. Тебе ничего не грозит? Тебя никто не шантажирует? Никто не заставляет так говорить?
– Я превосходно себя чувствую, здоров, свободен и ничего не боюсь.
– Но, Роджер, а как же твои предчувствия?
– Вздор! Как видишь, со мною все в порядке.
– Но, Роджер!
– Слушай, будь так добр, оставь меня в покое. Позвони Дороти и скажи ей, что я буду дома через пять дней. Как она могла забыть?..
– Забыла, Роджер. Так что, увидимся через пять дней?
– Через пять, клянусь.
Голос Роджера звучал убедительно и сердечно. Фортнум помотал головой.
– Роджер, – сказал он, – это самый безумный день в моей жизни. Значит, ты не сбежал от Дороти? Ради бога, мне-то ты можешь сказать.
– Я люблю ее всем сердцем. Гай, с тобой хочет поговорить лейтенант Паркер из полиции в Риджтауне. До свидания, Гай.
– До…
Но лейтенант уже взял трубку и говорил, не стесняясь с выражениях. Чего, спрашивается, Фортнум хотел добиться, впутывая полицию в это дело? За кого он их принимает? Чего он хочет? Чтобы этот, так называемый друг, был задержан, или его можно выпустить?