Спутники Волкодава
Шрифт:
Надев праздничные одеяния, они могли рассчитывать остаться неузнанными среди негонеро и попробовать похитить Вихауви во время обрядов, предшествующих смертоносному испытанию. Замысел был чрезвычайно рискованным, но ничего лучшего ни Тилорн, ни Ваниваки придумать не сумели и после недолгих обсуждений решили подождать подходящего момента, наблюдая за негонеро с Золотого Рога. Название это облюбованный ими утес получил за то, что, возвышаясь над островом, оставался освещенным лучами заходящего солнца уже после того, как весь Тин-Тонгру окутывали сумерки, а по утрам, возвещая приход нового дня, он сиял подобно гигантскому золотому рогу, когда костер рассвета еще только начинал разгораться.
Прихватив несколько пальмовых листьев, отличавшихся исключительной прочностью, и собрав на
Работая над праздничными одеяниями, которые должны были сделать их хозяев неузнаваемыми, Маути с любопытством рассматривала остров негонеро и особенно озеро Панакави, выбранное Мафан-оуком для испытания Вихауви.
Расположенное на восточном берегу Тин-Тонтры, озерцо это находилось в неглубокой котловине и соединялось с морем коротким узким каналом, едва не пересыхавшим во время отлива и достаточно глубоким, когда приливы, особенно высокие в полнолуние, набирали силу. Если бы даже Ваниваки не передал ей слова Вики о том, что Вихауви предстоит встретиться со служанкой Госпожи Рыбы, при виде этого странного озерка Маути вспомнила бы, конечно, зловещие рассказы старух-мекамбо о бытовавшем прежде у негонеро обычае приносить Панакави человеческие жертвы в канун Ланиукалари. Вспомнила хотя бы потому, что почти во всех этих рассказах, потрясших некогда ее до глубины души, жертвоприношения связывались с озером Панакави, а главным действующим лицом в них были акулы, служанки Госпожи Рыбы — Матери всех акул, которую жители островов Хаоху считали своей прародительницей.
Большинство женщин мекамбо родились на Тин-Тонгре или Манахаше и хорошо знали легенды своего племени. Они любили рассказывать их по вечерам или даже днем в сезон дождей, так что Маути, хотя и не часто засиживалась в родовых домах обитателей Тулалаоки, достаточно хорошо знала истории о жертвоприношениях. Отношения мекамбо и негонеро к акулам настолько разнились между собой, что это не могло не привлечь внимание девушки, чьи сородичи почитали стремительных морских хищниц своими сестрами.
Рыбаки с Тулалаоки не столько боялись, сколько ненавидели акул, считая их самыми отвратительными, свирепыми и коварными тварями, которых Тиураол не уничтожает лишь потому, что они являются желанной добычей для мекамбо. Акулы рвали сети, нападали на ныряльщиков и купающихся детей, и этого было более чем достаточно, чтобы не любить их. Однако причины старинной ненависти к ним коренились еще и в том, что акулы были извечными врагами китов и, не отваживаясь сражаться с ними открыто, не упускали случая растерзать старого или больного гиганта, глубоко чтимого мекамбо как носителя духа Кита-прародителя.
Негонеро смертельно боялись акул и никогда не охотились на них. Более того, видя в акулах посланцев Панакави, они всячески старались через них задобрить Ночного бога. Одним из вернейших способов снискать его расположение было принесение ему жертв, которые бросали в озеро Панакави, известив предварительно Госпожу Рыбу специальными зовущими тамтамами о том, что она может присылать служанок за приношениями.
Кровавый обычай кидать людей в озеро Панакави, куда во время прилива, случалось, и без призывов тамтамов заплывали акулы, с годами сменился приношением в жертву части улова, но Ночной бог, ясное дело, предпочитал человечину, и если появлялась такая возможность, колдуны негонеро охотно шли навстречу его желаниям. А чтобы показать Панакави, что посылают ему не каких-нибудь доходяг, и в то же время порадовать соплеменников любопытным зрелищем, жертву стали снабжать оружием — палкой с примотанным к ней вместо наконечника акульим зубом. Таким-то образом и сформировался самый жестокий из способов испытания незадачливых женихоа С одной стороны, он придал жертвоприношению характер справедливого воздаяния
Размышляя над этим, Маути вынуждена был признать, что какой-то смысл во всем этом определенно есть, и все же принять столь страшный обычай она не могла. Точно так же, как не могла примириться с тем, что мекамбо ловят акул, потрошат их, вялят и варят, будто это самые обыкновенные рыбы. В поедании акульего мяса, продаже шкур и зубов она видела еще большее кощунство, чем в жертвоприношениях негонеро, и сама, конечно же, не принимала участия в разделке акул, привезенных рыбаками-мекамбо, не говоря уж об употреблении их в пищу…
Глядя на шестерых мужчин, оставленных Мафан-оуком у канала, соединявшего озерцо с морем, девушка думала, что акулы, безусловно, заслуживают поклонения, но не в такой дикой форме. У нее еще оставалась слабая надежда, что служанка Госпожи Рыбы не откликнется на призыв колдовских тамтамов и не приплывет в озеро Панакави, но почему-то в такую удачу не очень верилось.
Посасывая из большого кувшина вино и лениво переговариваясь, негонеро, казалось, забыли о данном им поручении, но вот один из них вскочил на ноги и вытянул руку, указывая на что-то в море. Остальные, последовав его примеру, тоже поднялись с земли и, ожесточенно жестикулируя, принялись о чем-то спорить. Защищаясь от слепящих солнечных лучей, Маути приставила ладонь ко лбу и, чувствуя, как учащенно забилось сердце, начала осматривать сине-зеленую поверхность прибрежных вод. В первый момент она ничего не увидела, но затем, вглядываясь в ту сторону, куда указывали негонеро, заметила косой черный плавник. «Ревейя», — без труда определила девушка. Рыба-оса — самая стремительная и кровожадная из акул, в характере которой прекрасно уживались трусость и беспримерная наглость.
То появляясь на поверхности, то вновь исчезая под водой, ревейя, двигаясь широкими зигзагами, приблизилась к устью канала и, проплыв пару раз вдоль берега, словно осматриваясь и оценивая обстановку, устремилась в озеро. С радостными воплями негонеро уцепились за веревку и дружными усилиями перегородили канал незамеченными ранее Маути решетчатыми воротами, связанными из толстых бамбуковых палок.
Эта ревейя достигает по меньшей мере семи локтей в длину, отметила девушка, глядя на описываемые черным плавником круги и испытывая облегчение от того, что на зов Мафан-оука откликнулась рыба-оса, а не какая-нибудь другая акула. Лишить приношения ревейю — наименее симпатичную, на взгляд соплеменников Маути, морскую сестру — было, пожалуй, не так уж и грешна Еще раз посмотрев на столпившихся у озерца мужчин, девушка перевела взгляд на солнце. Времени до начала Ланиукалари оставалось немного, а над праздничными нарядами еще трудиться и трудиться…
В поселке негонеро гнусаво запели гуделки, затарахтели трещотки, частой дробью рассыпались звуки тамтамов. Маути вскинула голову, прислушиваясь, и торопливо принялась делать последние стежки, сознавая, что по-хорошему работы осталось еще на полдня.
— Ого! Ты, я вижу, времени даром не теряла! — произнес Тилорн, появляясь из-за кустов. — Что происходит в поселке? Успешны ли были камлания Мафан-оука? Договорился ли он с Госпожой Рыбой? Эти призывы к празднику и мертвого разбудят!
Сон не только восстановил силы Тилорна, но и вернул ему хорошее настроение, чему Маути была от души рада.
— Ланиукалари начался. Служанка Госпожи Рыбы уже в озере Панакави, — сообщила она, прилаживая завязки к искусно раскроенному пальмовому листу, которому предстояло изображать плащ. — Сейчас негонеро будут пить молоко рождения и петь гимн Создателю миров — Тунарунгу. Потом отведают настоя жизни и восславят деяния Тулалаоки. Затем последуют чаша возрождения и песнь о строгом судье Панакави. Если Пати ничего не напутала, дальше должны идти танец священного огня, который исполняет все племя, и обязательно в праздничных одеяниях. — Завершив перечисление, Маути со значением посмотрела на Тилорна.