Спящая кукла
Шрифт:
– Нет, совершенно не готова. Но ничего не поделаешь, поехали.
Когда прибыли в гостиницу, Дэнс переговорила с охранником, находившимся на посту, и тот сообщил ей, что никакой необычной активности вокруг домика, в котором остановились женщины, замечено не было. Жестом Кэтрин предложила Саманте выйти из машины. Та мгновение колебалась, затем, щурясь и внимательно осматриваясь по сторонам, вылезла из автомобиля. Конечно, при подобных обстоятельствах в ее настороженности не было ничего удивительного. Однако Дэнс почувствовала, что за ее повышенным вниманием к окружающему скрывается что-то еще.
Слабая
– Ароматы, шум океана… Я ведь со времени суда не бывала на полуострове. Муж постоянно уговаривает меня поехать сюда на уик-энд, и мне приходится отыскивать массу глупейших отговорок: аллергия, автомобиль, в котором меня укачивает, срочная редактура рукописей… – Улыбка исчезла. Саманта взглянула на домик: – Очаровательный.
– В нем всего две спальни. Мы ведь не рассчитывали на ваш приезд.
– Я могу переночевать и на диване. Мне не хочется никого беспокоить.
«Застенчивая Саманта», вспомнила Дэнс ее прозвище.
Мышка.
– Надеюсь, вам не придется задержаться здесь больше, чем на одну ночь.
Кэтрин Дэнс сделала шаг вперед и постучалась в дверь, которая вела в прошлое.
«Тойота» пропахла сигаретным дымом, чего Дэниэл Пелл не выносил.
Сам он никогда не курил, хотя иногда приторговывал сигаретами, находясь в «Q» и в «Капитоле». Он позволил бы своим деткам в «семье» курить – любую зависимость можно с пользой для себя эксплуатировать, – но испытывал слишком большое отвращение к запаху табака. Он напоминал Пеллу детство, отца, сидящего в громадном кресле, читающего Библию, делающего выписки для проповеди, которую никто никогда не станет слушать, и курящего сигарету за сигаретой. И где-то неподалеку мать, которая курит, пьет и больше ничего не делает. И его брат, который не курит и вообще ничего не делает, а вытаскивает маленького Дэниэла оттуда, где тот обычно прячется: из шкафа, шалаша или ванной в подвале.
– Я не собираюсь делать всю долбаную работу один.
Как бы то ни было, братцу Дэниэла удавалось отлынивать от любой работы. Он вручал Дэниэлу ведро с водой, швабру или жидкость для мытья посуды, а сам отправлялся шататься с дружками. Возвращаясь домой, он частенько поколачивал Дэниэла, если в доме все не сияло идеальной чистотой.
Чистота, сынок, близка к святости. В этом высказывании много правды. Ну а теперь вымой-ка и протри пепельницы. Я хочу, чтобы они сияли.
Поэтому сейчас Пелл опустил стекла, и, пока они ехали с Дженни, в машину врывался освежающий аромат сосен и холодный соленый ветерок с залива.
Дженни, как обычно, терла нос, словно пыталась таким образом исправить его неудачную форму, и молчала. Теперь она, кажется, вернулась к своему обычному состоянию, которое его вполне устраивало. Без сентиментального мурлыканья, которое чаще раздражало. Холодность Пелла как наказание за ее вчерашнее нежелание помочь ему «убить» Сьюзен Пембертон на пляже сработала великолепно. Они вернулись в «Си-Вью», и там Дженни занялась тем единственным, на что была способна, чтобы вернуть его расположение, и провела за этим делом два напряженных часа. Вначале Пелл делал вид, что отвергает ее, дулся, а она лишь удваивала усилия.
Однако воспоминание о монахах тут же повлекло за собой мысли о его жирном коренастом отце, тупо взирающем на сына поверх Библии сквозь густое облако дыма от сигарет «Кэмел», и потому Пелл постарался переключить внимание на что-то другое.
Прошлой ночью после занятий любовью с Дженни он сделал вид, что простил ее. Потом вышел на улицу, сказав, что ему нужно позвонить.
Он знал, что ее нужно держать в неизвестности.
Когда Дженни спросила о телефонном звонке, он не произнес ни слова в ответ, а только продолжал листать документы, похищенные из офиса Сьюзен Пембертон, а потом еще раз вышел в Интернет.
Сегодня утром Пелл сообщил ей, что ему нужно кое с кем повидаться. Потом какое-то время наблюдал за тем, как она страдает, представляя десятки его «милашек», трет бесформенный нос, и наконец, выдержав очень-очень долгую паузу, сказал ей:
– Мне бы очень хотелось, чтобы ты поехала со мной.
– В самом деле?
Словно умирающая от жажды собачонка, добежавшая до воды.
– Да. Но не знаю… Возможно, это будет слишком тяжело для тебя.
– Нет, наоборот, мне очень хочется. Пожалуйста, прошу тебя.
– Ну что ж, посмотрим.
Она снова затянула его в постель, и они продолжили свою игру в баланс сил. Он позволил Дженни временно побыть победителем.
Теперь Пелл утратил к ее телу всякий интерес и твердо контролировал ситуацию.
– Надеюсь, ты поняла все, что было на пляже вчера? Я находился в особом состоянии. Со мной всегда такое бывает, когда что-то очень ценное для меня подвергается реальной опасности.
Это было чем-то вроде извинения – кто может противиться извинению? – а также напоминанием, что нечто подобное не исключено и в будущем.
– Вот что я люблю в тебе больше всего на свете, милый.
Не «дорогой», а «милый». Прекрасно.
Когда Пелл со своей «семьей» жили в уютном маленьком городке Сисайде, он использовал массу самых разнообразных методов, с тем чтобы держать под контролем девушек и Джимми. Он ставил перед ними общие цели, он поровну распределял между ними вознаграждение, он раздавал поручения, но никогда не объяснял причин, он держал их в неведении, пока чувство неуверенности не начинало пожирать их изнутри.
И самый лучший способ объединить людей, сделать их верными последователями и уничтожить при этом всякое инакомыслие – это создать общего врага.
– У нас снова появилась проблема, любимая, – сказал Пелл.
– О! Значит, вот зачем мы едем.
И снова потирание носа. Великолепный барометр ее состояния.
– Да, именно.
– Я ведь тебе говорила, любимый, меня не интересуют деньги. Тебе не нужно ничего мне возвращать.
– К деньгам наша нынешняя поездка не имеет никакого отношения. У нас более важные цели. Гораздо более важные. Я не прошу тебя о том, о чем просил прошлым вечером. Я не прошу тебя причинять кому-то боль. Но мне нужна помощь. И я надеюсь, ты мне в ней не откажешь.