Спящая Пропасть

Колосовцев Дмитрий Николаевич

– Сет!

Сдавленный голос Ри, заставил меня встрепенуться. Я повернул голову на звук, и глаза мои расширились от ужаса. Бесшумно врезавшийся в девчонку Стиммер поднял её на метр в высоту, впишись в грудь острым жалом. Моей первой мыслью было тут же броситься на помощь, но предвидя эту попытку, Ри быстро завертела головой. Из её рта вышла кровавая слюна. Элептик упал на пол с глухим стуком.

– Беги, Сет!

– Беги!

Голос Архитектора заставил меня снова встретиться с ним взглядом. Взглядом полным ненависти.

– Если действительно сможешь бросить её?

Он улыбался, как победитель.

– Я убью тебя!

Я сжал кулаки и сделал

шаг в сторону Алекса. Второй Стиммер, висящий справа от него, сорвался с места. Мне стало безразлично, что в неравном бою победа будет на стороне машины. Но бросать человека, отдавшего все свои силы и жизнь, чтобы помочь мне, я не мог.

Резкий удар в грудь заставил меня отступить. Я перевёл недоумённый взгляд на Ри, пытающуюся из последних сил затащить меня в проход. Корчась от боли, она дергалась подобно еще живой бабочке, уже нанизанной на иглу коллекционера. Девчонка исхитрилась и нанесла ещё один удар ногой. На этот раз он оказался решающим. Я сделал шаг назад, схватившись за грудь. Чернота за моей спиной неожиданно ожила. Я увидел, как чёрные сгустки оплетают тело. Стиммер подлетел ко мне, выставив жало, и в этот момент какая-то сила резко дёрнула назад. Я успел закричать, протянув вперёд руку, но ухватил лишь воздух. Ри осталась там, и я ничем не мог помочь ей. Пропасть под ногами пробудилась и жадно поглотила меня в своё чрево...

/

Глава 4\

Когда я открыл глаза, вокруг уже находились люди. Я слышал их голоса, но лиц почти не видел. Яркий свет мешал сфокусироваться. Кто-то плакал. Женщина, тогда я подумал, наверное, мать. Чьи-то крепкие руки схватили моё хрупкое тело и всё поплыло. Я очнулся, и наконец, сумел связно мыслить только в больничной палате, подключённый к десятку аппаратов жизнеобеспечения. Одни за меня дышали, другие кормили. За дверью в коридоре слышались голоса.

– Ещё немного, и он бы умер. Состояние соматического сна, в которое погружается тело при сеансе, не способно надолго сохранять жизнь. Оно ещё полностью не изучено... - Скорее всего, это врач.
– Не знаю, как ему удалось выбраться оттуда, так везёт не многим.

– Неужели были другие случаи?
– голос отца.

– Как это ни страшно, но да. Говорят, так сейчас модно...

– Какой ужас...
– снова мать.

Дверь комнаты тихо отворилась,и в палату вошёл отец. Я лежал на кровати, не имея возможности шевелиться. Заговорил он не сразу, долго смотрел в пол.

– Зачем ты сделал это?
–

– Из-за Неё...
– я отвёл глаза, стараясь не видеть лица родного человека, человека который мне доверял...

– Глупо...
– отец ушел спустя минуту.

Мать не заходила ко мне вообще, каждый раз оставаясь в коридоре. Она обозлилась больше всех, и я не мог винить её в этом...

Я вспомнил всё, что произошло со мной за последний год. И первой моей мыслью стала месть! Каждый раз, просыпаясь по ночам и пялясь в потолок, я думал только о мести. Представлял, как вернусь в Терру и уничтожу всех тех, из-за кого всё это произошло. Так продолжалось две недели, но по их прошествии пыл мой начал постепенно спадать. Я вспомнил слова Зевса. Он говорил мне не винить никого в том, что получилось, и со временем я понял, насколько он был прав. Только мы сами отвечаем за свои поступки и никто иной. Через месяц половину аппаратов, поддерживающих мне

жизнь, убрали. Я мог самостоятельно дышать и даже двигать руками. Родители приезжали каждый день, но разговор с отцом никогда не складывался, а если и складывался, то ненадолго. Я всё ещё чувствовал себя виноватым перед ними. Через два месяца мне уже давали непереработанную пищу. Теперь я мог есть, не опасаясь заворота кишок и рвотного эффекта. Однажды я откинул одеяло и увидел своё тело. Когда-то я видел фотографии людей попадавших в концлагеря во вторую мировую войну - разницы никакой. Врач сказал, что когда я поступил к ним, весил меньше сорока килограммов. Я действительно спасся только чудом...

Прошло два месяца, и наступил день выписки. К тому времени мне удалось набрать пятьдесят пять килограммов и уже двигаться самостоятельно. Отец приехал на машине.

Почти всю дорогу мы не говорили, погрузив немногочисленные вещи на заднее сиденье автомобиля. На улице шёл мелкий холодный дождь. Был конец октября. Уже голые ветки деревьев уныло раскачивались под порывами ветра. В выходной в городе оказалось не многолюдно, дорога пустынна.

– Мать испекла пирог, - отец вдруг разрушил тишину, он даже музыку не стал включать.
– Твой любимый, помнишь?

– Конечно,- мы улыбнулись друг другу.- Стой, притормози!

Моё внимание привлёк гигантский плакат, стоящий на опорах у самой дороги. Он возвышался метров на десять, привлекая людей яркой раскраской. Отец остановил машину, прижав ее к тротуару. Я резко распахнул дверь и вышел под неожиданно усилившийся дождь.

Словно во сне, сделал несколько шагов в сторону плаката и сжал кулаки.

"ТЕРРА - НОВОЕ СЛОВО В МИРЕ ПЕРЕДАЧИ, ПОИСКА И ХРАНЕНИЯ ИНФОРМАЦИИ!

ТЕПЕРЬ В НЕЙ МОЖНО НЕ ТОЛЬКО РАБОТАТЬ, НО И ЖИТЬ!

НЕ РАЗМЕНИВАЙСЯ ПО МЕЛОЧАМ, ВЫБИРАЙ ИНТЕРНЕТ С УМОМ!"

Так гласила надпись на плакате. Счастливое лицо пользователя, вытянувшего большой палец, и его довольная улыбка предполагала разработчиками рекламы заманивание наибольшего числа потенциальных пользователей, но во мне всё это вызвало лишь тошноту. Я не чувствовал злобы. Далее на синем фоне изобразили некоторые места Терры, из которых без труда узнавались мост Брауэр, аллея Сокола, станция трассмобилей и, конечно, цитадель Архитекторов, окрещённая в Терре "Клыком", за характерное сходство. На моё плечо легла рука отца.

– Поедем, нечего под дождём мокнуть...

Я вернулся домой впервые за этот год. Почувствовал родные запахи, ноги подкосились. Я прошёл в зал. Здесь ничего не изменилось, но мои чувства обострились и всё казалось в диковинку. Отец шёл сзади, неся вещи. Я вернулся в прихожую и принял от него поклажу. Мать находилась на кухне всё это время, не издав ни звука. Когда мы покончили с вещами, настал самый сложный момент. Я появился на кухне и встал в проёме. Мать кинула на меня взгляд и побледнела. Она села на стул в углу и отвернулась.

– Привет, - севшим голосом произнёс я.

Мать не ответила, лишь закрыла лицо руками. Она плакала. Я приблизился к ней и захотел обнять.

– Целый год!
– вдруг яростно закричала она, сквозь слёзы.

Я остановился у стола и присел на его край, опустив глаза в пол. Отец стоял у двери и также молчал.

– Целый год, каждый день мы с отцом вставали утром и проверяли твой пульс, жив ты или нет!? Ты умирал у нас на глазах, сам, по доброй воле! Ты хоть понимаешь, что это такое - видеть, как твой ребёнок умирает!? Что ты молчишь!?