Спящий в песках
Шрифт:
Царь Аменхотеп покачал головой.
– Тебе ведомо, о жрец Амона, что я не поклоняюсь вашим богам и не соблюдаю языческих обрядов. Я прибыл сюда не ради исполнения церемоний, а дабы проводить отца в последний путь и убедиться, что его гробница надежно сокрыта и запечатана.
Инен едва заметно поджал губы. Впрочем, более он ничем не выдал своих чувств и бесстрастным тоном спросил:
– Надеюсь, владыка, ты удовлетворен тем, как совершено захоронение.
Фараон кивнул.
– Все было сделано как подобает, в полном соответствии с правилами. Однако боюсь, что обычных мер может оказаться недостаточно. Тебе, о мой дядя, наверное, доложили, что под покровом ночи в долину
И снова Инен низко поклонился.
– Ничто, о фараон, не потревожит твоего божественного отца в его сне вечной жизни.
На припухших губах Аменхотепа промелькнула едва заметная улыбка.
– Рад это слышать, – кивнул царь и, бросив последний взгляд в сторону сокрытой гробницы, повернулся и направился к своей колеснице. Придворные и слуги поспешили следом. Из всей царской свиты на месте захоронения осталась лишь Тии. Инен по-прежнему стоял как вкопанный, но, когда царский кортеж уже удалялся, на миг встретился с сестрой взглядом, в котором она увидела то ли просьбу, то ли предостережение, то ли намек на некую еще не раскрытую тайну. Она едва не направилась к брату, но тут он снова повернулся к своим жрецам и заговорил с ними.
«Еще не время, – подумала вдовствующая царица – Я встречусь с ним по прошествии семидесяти дней. Встречусь – и, может быть, расстанусь навсегда».
Однако, когда миновал срок траура, верховный жрец не дал о себе знать. Недоумевая, Тии отправилась в храм, но брата не оказалось и там. Никаких вестей от него не поступило и на семьдесят первый день, и на семьдесят второй... Лишь через десять дней после оговоренного срока гонец вручил вдовствующей царице запечатанное секретное послание.
Однако оно оказалось не от брата, как ожидала Тии, а от сына, просившего срочно прибыть на дорогу, ведущую за холмы, для встречи с ним.
Прибыв куда было указано, вдовствующая царица увидела своего сына и отряд воинов.
Поцеловав мать, Аменхотеп повернулся к начальнику стражи и приказал:
– Расскажи царице, что тебе удалось обнаружить. Командир склонил голову.
– Да будет тебе ведомо, о могущественная царица, что повелением фараона мне было предписано оберегать царские гробницы.
Тии удивленно подняла брови.
– Но разве охрана царских усыпальниц не входит в обязанности жрецов? – осведомилась она.
– Входит-то входит, – ответил фараон, – но в последнее время они или не справляются со своими обязанностями, или пренебрегают ими. Кощунственные ограбления могил участились, особенно в последние недели. Поэтому я решил в дополнение к жреческой страже направить в долину собственный отряд.
– А ты сообщил жрецам об этом решении?
– Нет, – ответил царь с мрачной улыбкой.
– Понятно. – Тии медленно кивнула и повернулась к начальнику стражи. – Тогда скажи мне, что же такого обнаружил ты в долине.
– Десять дней назад я со своими людьми нес ночной дозор возле гробницы твоего, о великая царица, мужа, покойного фараона. Неожиданно из-под земли донеслись тихие звуки, и мы немедленно проверили вход в гробницу, ибо опасались проникновения туда нечестивцев. Увы, наши опасения оправдались: пятеро негодяев были застигнуты на месте своего отвратительного преступления. Схватив их, мы со всем должным старанием снова закрыли, запечатали и замаскировали гробницу, а с грабителями поступили в соответствии с велением закона. Отсекли им носы и уши, а самих посадили на колы рядом с оскверненной ими усыпальницей. Все это, как я уже говорил, произошло десять дней
– Ну, и что в этом особенного? – пожала плечами Тии. – Зачем было срочно вызывать меня сюда?
Воин боязливо покосился на царя, потом снова перевел взгляд на его мать.
– Дело в том, о могущественная царица, что четверо грабителей, как и следовало ожидать, испустили дух. Но пятый... – Начальник стражи сглотнул. – Он жив до сих пор.
– Нет! – воскликнула Тии, почувствовав, как сжимается ее сердце. – Как такое может быть?
– А вот я, матушка, подумал, что именно ты могла прояснить для меня этот вопрос, – с расстановкой проговорил Аменхотеп и извлек из-под плаща наполовину опорожненную склянку с густой черной жидкостью.
– Я обнаружил, что Киа принимает это зелье, и выяснил, что получила она его от Инена. Кроме того, она призналась, что и ты, дабы избежать увядания и сохранить красоту, принимаешь то же снадобье.
Тии виновато посмотрела на склянку, но заговорила с вызовом:
– Да, это правда. Но какой грех в желании женщины сохранить красоту и продлить молодость?
Фараон Аменхотеп горько рассмеялся и, убрав бутылочку под плащ, с неожиданной резкостью в голосе заявил:
– Сейчас мы все отправимся к гробнице моего отца. Будет интересно узнать, какими еще колдовскими познаниями обладает верховный жрец Амона.
– Уж не думаешь ли ты?..
Фараон поднял руку.
– Скажи мне, – обратился он к начальнику стражи, – ты ведь докладывал, что кол пронзил того несчастного насквозь, так, что заостренный кончик торчит из его черепа?
– Это так, о великий царь, – с поклоном отвечал командир.
– Хорошо.
Фараон обернулся к матери.
– Едем. Увидим все на месте.
Но задолго до того, как они могли что-либо увидеть, до их слуха донеслись безумные вопли испытывавшего невероятные страдания бедняги. И хотя крики эти мало походили на человеческие, Тии все же издалека узнала голос брата.
Подъехав к месту захоронения, она увидела пять почерневших, покрытых запекшейся на безжалостном солнце кровью тел. Четыре были неподвижны, но пятое извивалось в конвульсиях, издавая дикие вопли, искажавшие и без того обезображенное лицо. Однако по приближении сестры и племянника несчастный умолк и совершенно неожиданно разразился безумным смехом.
– Зачем? – вскричала Тии с неожиданной яростью. – Инен, зачем ты это сделал?
Инен, однако, продолжал смеяться, корчась при этом от боли и разбрызгивая вокруг капли слюны.
– Снять его с кола! – приказал Аменхотеп начальнику стражи. – Я не в силах смотреть на такие мучения. И пусть воины снова вскроют гробницу. Ты сказал, что нашел их, – он указал на трупы на колах, – когда они проникли в усыпальницу моего отца, покойного царя. Я хочу знать, за чем они охотились.
Воины, поклонившись, приступили к выполнению приказа. В то время как большая часть отряда разбирала завал, скрывавший вход в подземное захоронение, остальные на глазах Тии медленно опустили на землю кол с ее братом. Начальник стражи не солгал: острие действительно торчало из макушки страдальца. Когда тело начали стягивать с кола, царица, чтобы не лишиться чувств, отвернулась. Осмелившись наконец взглянуть, она увидела, что ее брат, обезображенный страшными ранами, извивается на песке и харкает кровью. При этом, корчась от боли, он продолжал смеяться. Лишь после того, как царь, склонившись над ним, силой влил ему в рот содержимое склянки, Инен умолк. Отбросив пустой флакончик в сторону, фараон стал задавать верховному жрецу вопросы, но тот упорно молчал. Похоже, он даже не слышал, о чем спрашивал его Аменхотеп, и все это время смотрел только на Тии.