Спящий во тьме
Шрифт:
Ибо в этом личике он вновь узнавал лицо сестры, матери Фионы – такой, какая она была в детстве. Его любимая, единственная сестра, чьи черты мир живых более никогда уже не увидит иначе как отраженными в живом образе ее маленького подобия…
«Помни меня», – прошептала ему сестра с последним вздохом. И теперь профессор любовался на ее милую дочурку, чей облик дышал таким безмятежным спокойствием. Фиона улыбалась во сне. Что за непостижимое чудо! Не ведая о недавнем переполохе, она переживала собственные приключения в фантастической стране снов.
По возвращении на кухню обнаружилось, что вдова Минидью
– Вы его видели, сэр? – встревоженно воскликнул старый конюх, едва профессор переступил порог.
– Да.
– Видели, что он вытворяет?
– Видели, Том.
– Стало быть, мне это все не приснилось? Я не спятил?
– Нет и нет – со всей определенностью.
Том Спайк закивал – сперва медленно, затем энергичнее, по большей части в целях самоубеждения, словно говоря: «Да, да, выходит, это правда; наверняка правда, раз и они видели».
– Том, вам не лучше?
– У меня в голове сущая каша, – пожаловался конюх. Он развернулся на табуретке и обвел собравшихся безумным взглядом. – И это, по-вашему, взбесившийся пес, э? Псина, как же! Вот уж не похоже!
– Что же все-таки случилось? – спросила Лаура у профессора. – В окно мы почти ничего не разглядели. Мистер Киббл сказал, там была огромная собака.
– Да, собака была, – подтвердил секретарь. – Бесовская тварь, но не взбесившаяся, нет. В жизни того не водилось, чтобы бешеный пес вставал на задние лапы и расхаживал, как человек.
– Как человек, – подхватил профессор. – Точно некая сила привела его в движение и подчинила себе.
– «Привели в движение» – именно в этих словах мисс Джекс описывала пляску матроса.
– Да, верно.
– А как же лошади? – воскликнул старый Том, с размаху ударив кулаком по столу. – Вы про лошадей и словечка не сказали. Как там Мэгги и вороной Нестор?
– До утра лошади в безопасности, Том, – заверил профессор. – Конюшня надежно заперта. Теперь никто до них не доберется.
– Бедняжка Мэгги, – засопел конюх. Он горестно уставился на чашку; его лицо, точно вырезанное из векового самшита, сморщилось подобно сушеной черносливине. – Бедная моя деточка… небось, до смерти перепугалась. И кто бы ее осудил? Я во всем виноват, я… мне следовало остаться с ней. Я должен пойти к Мэгги!
– Незачем упрекать себя, Том. И запомните: сегодня ночью вы из дома не выйдете, – проговорил профессор, естественно и непринужденно налагая вето на переселение старика в конюшню. – Мистер Киббл, вы тоже останетесь. Уже очень поздно, и, держу пари, гроза стихать и не думает. Мы ни в коем случае не можем позволить вам уехать – учитывая все, что произошло нынче вечером. Миссис Минидью, будьте так добры, подготовьте для мистера Киббла гостевую комнату!
– Да, сэр, конечно, – ответствовала достойная женщина с лукавым блеском в глазах и поспешила наверх выполнять профессорские распоряжения.
– Ну что, Том, вы наконец пришли в себя? – осведомился профессор, ободряюще потрепав конюха по плечу. Том Спайк допил чай и, благодаря ему укрепившись духом, кивнул.
Слегка подсушившись у очага в кухне, профессор и мистер Киббл возвратились в гостиную, где к ним вскоре присоединились Лаура и миссис Минидью. Профессор постоял
– А кто видел Джема? – внезапно спросил профессор. – Юноша куда-то запропастился.
– Кажется, он удрал от греха подальше, как только поднялась суматоха, – молвила мисс Дейл.
– Господи, хоть бы только из дома не убежал! – воскликнула миссис Минидью.
Спешно организовали поиски, и вскоре рыжий клубок шерсти был обнаружен под диваном в профессорском кабинете. Однако как ни старались профессор Тиггз, и Лаура Дейл, и прочие, выманить перепуганного «юношу» из укрытия не удалось. Там кот и остался, посверкивая ярко-зелеными глазищами на своих спасателей.
Спустя некоторое время огни затушили, домочадцы разошлись по спальням и по возможности забылись беспокойным сном. Тягостная ночь, еще недавно столь богатая событиями, потекла своим чередом, грозя растянуться до бесконечности.
Глава VIII
Пари и предложение
– Так вот что я вам скажу, – молвил мистер Самсон Хикс, и заговорил – не спеша, выбрав момент и должным образом подготовившись.
За крепко сбитым столом в общей зале трактира «Клювастая утка» расположились четверо. Прямо перед ними огромное окно выходило на грязную гужевую дорогу, проходящую перед заведением. А поскольку трактир стоял на возвышенности Хайгейт-хилл, сразу за дорогой открывалась широкая и величественная панорама солтхедской гавани – безо всякого тумана, ибо в туманные дни ни о какой панораме и речи не шло. В решетчатые окна струился свет, а глазам тех, кто устал от города, представал вид весьма отрадный.
Трактир «Клювастая утка» являл собой древнее сооружение из закаленного красного кирпича – столь же закаленного и красного, как физиономия мистера Хикса, – испещренного и дополненного вставками из векового дуба, со створными окнами в старинном духе, разверстыми фронтонами и высокими дымовыми трубами и плотно оплетенное плющом. В памяти моей и по сей день живы очертания этого расползшегося дома, хотя сам он вот уже много лет как разрушен, сгинул в никуда и существует разве что в грезах, подобно скоротечным веснам моей юности. Старый друг, как ты переменился! Истребленные огнем, твои панели и меблировка обратились в золу, а остатки закаленной кирпичной кладки давным-давно разобрали и увезли на тачках прочь. В ту пору ходили слухи, будто кухню подожгли нарочно, в отместку неумолимому тирану-владельцу. Но подробнее об этом – позже.
– Так вот что я вам скажу, – повторил мистер Хикс. Поправив темные очки, он запустил руку глубоко в карман брюк в тонкую полосочку и нашарил кисет с табаком.
День выдался холодный и пасмурный; дул резкий не по сезону ветер. В очаге пылал торф. За крепко сбитым столом четверка посетителей задумчиво наблюдала за шлепающими по грязи прохожими, за грохочущими телегами и повозками солтхедских лавочников, за роскошными экипажами, скромными догкартами, и за великолепными броскими омнибусами, запряженными лошадьми, что проплывали за окном.