Спящий

Ленский Вениамин

empty-line/>

Старик впадает в детство, как река

В глубокий океан, уходит глубже,

Где разъедает смерть рои жемчужин,

Все наши мысли, мошку и быка,

Любое существо, и человека.

Под океаном памяти всегда

Ютится смерть, и в ней прокукарекать

Не сможет петя, высохнуть вода.

Там тишина, беспамятство, забвенье.

Оттуда мы приходим - и опять

Туда идём, беспомощные тени.

Гуляем, если можно так сказать.

2.

Старик

впадает в детство, а пока

Я в старость потихонечку впадаю.

Смотрю в окно и вижу птичью стаю,

И знаю - это звонкая река...

Не так давно и я летал, а ныне

Летит старик, иль кажется ему -

Лежачему на выцветшей перине,

Что поглощает свет и полутьму?

Я думаю, и мне придётся скоро

Вновь ощутить забытый взмах крыла.

И буду я лежать, и будет штора

Отскакивать, смущая зеркала.

ПОД НЕБОМ

Благословляет церковь на войну

Солдата, и напутствует, и крестит.

Грехи прощает, - он у них в плену.

Он - дьявол во плоти, в нём ада скрежет.

Он убивать обучен и готов,

Была бы цель, а пули - в магазине.

И он, когда убьют и сбросят в ров,

Воскреснет, если веру не отринет.

...И не оставит Бог, что приобщён

К доктринам государственным. Все разом

Они воскреснут: дьявол-солдафон

И церковь с окаянным государством.

***

Как быть нам с убийцей, который ещё не убил?

Живёт вдалеке от убийства, целует икону,

Родню опекает - жену, придавая ей сил

Детей непослушных любить, подходить к телефону...

Сегодня - все живы, здоровы, мир кажется сыт,

Задуман со смыслом, нетленно оформлен как будто...

И можно идти на прогулку: поди, следопыт

Глядит из тебя, и нога, та и эта, обута.

А завтра - кто знает, что может случиться, стрястись

С простым человеком, примерным во всём семьянином.

Вчера осуждал он убийство, сегодня - держись!

На ближнего бросился в яростном раже зверином...

Его погубил, а себя - словно высушил Нил,

Застыл над колодцем песка, каменеющей соли...

Когда бы я знал, что убьёт он, - я б разве убил

Всё то, что в нём есть, всё прекрасное, чистое, что ли?

***

Мне стыдно: я сидел в окопе -

Был дома, спал, а где-то там

Шумел Майдан, нога в Европе,

Другая - в яме, пополам...

Сплелись

огонь и дым, и броне-

Жилеты трещину не раз

Давали прямо на перроне,

Когда срабатывал фугас.

Сражались люди за идею

И погибали - не за шиш.

Я понимаю их и смею

Желать восставшим счастья лишь.

Нет поражения - победа!

В единость стиснутые - рать.

Вы не сдавались до обеда -

И после чтоб не отступать.

Полны сплошных противоречий,

Стояли твёрдо на ногах

В ревущем облаке картечи,

Перевоспитывая страх.

Я не согласен с вами, ибо

Кровь пролилась со всех сторон,

Но за идею вам - спасибо,

Всё остальное - моветон.

РОДЕО

Выпускают быка на арену - и бык

Разъярён, потому что возить не привык

Лихачей - джинсоштанных ковбоев.

Он брыкается, скачет, массивен, рогат,

Здесь о нём с уважением все говорят,

Что ковчег раскорячил бы Ноев...

Поднимается пыль - так рождается смерч,

И копыта гудят, под которые лечь

Никому не желает никто здесь.

И взглянуть на табло не получится, чтоб

Отвалиться с быка ровно в срок, пряча лоб,

Меткий хвост ощутив - словно подпись...

Здесь родео, раз вышел - не сбейся с пути,

Испытаний рисковей не просто найти.

Проще нос разукрасить в салуне

Двум иль трём ловкачам, в чьих руках ремингтон.

А ужаленный бык, словно лев, разъярён.

Мечет в стороны пенные слюни.

Потным боком забор задевает, хитёр,

Хочет сбросить - как ветер, что падает с гор.

Многим увальням бык задал джазу...

Стиснул зубы ковбой; и, почти на мели,

Представляет, быть может, как цапли вдали

На быках разъезжают, все сразу.

Нелегко обвести вокруг пальца быка,

Его ум тренирован, а грудь широка,

Бьётся сердце в мясах его громко.

Притворяться пернатым не вздумай - смекнёт.

И восстанет, стремясь человеческий гнёт

Раскатать по арене и скомкать...

***

Всё хорошо, но скоро мы умрём...

И тишина накроет нас дождём,

Что будет сыпать, словно бы из тучи.

И, может быть, нам сразу станет лучше,

И станет шире лунный окоём...

Мы не умрём сегодня, - и не думай.