Среда обитания (сборник)
Шрифт:
Генерал улыбнулся тоже:
— Не путано, Игорь Васильевич. Мне только непонятно пока, к чему вы клоните.
— Владимир Степанович, из-за того, что лесник Зотов покончил с собой, сложилась необычная ситуация. — Корнилов вдруг нашёл нужные слова. — Знаете, как у экспериментаторов иногда бывает: открытие сделали, конечный результат есть. Но ведь надо ещё обосновать это открытие, исследовательскую работу провести, которая дала бы ключ к пониманию первопричин открытия…
— Причинно-следственные связи не выявлены?
Корнилов кивнул:
—
— Вы что же, не уверены в том, что Алексеева убил отец? — спросил Владимир Степанович. В его словах чувствовались нотки недоумения.
Корнилов непроизвольно поморщился. Словно услышал, как по стеклу ножом поскребли.
— Я знаю, что лесник Зотов застрелил художника Алексеева, — ответил он. — И следствие располагает серьёзными доказательствами. Они так и посчитали: главное, дескать, сделано, убийца найден, но на свободе не гуляет. Но ведь мы ничего не знаем о причинах…
— Эх, кабы нам всегда причины знать! — задумчиво проговорил генерал.
— Случай, Владимир Степанович, уж больно серьёзный. Надо попытаться ясность внести. Правда, один мой товарищ сказал: «Даже если до истины ты докопаешься, она будет бесплодной, твоя истина. Ты её никуда не приложишь. Только собственное любопытство удовлетворишь». Но я с этим не согласен.
— Ну и что же, хотите собственное любопытство удовлетворить? — спросил генерал, и Корнилов не понял, то ли он пошутил, то ли осудил его.
— Нет, я хочу только, чтобы в каждом деле была полная ясность, — твёрдо ответил Корнилов. — Нельзя считать дело закрытым, если есть вопросы без ответов…
— Я тоже за полную ясность. — Владимир Степанович задумался, глядя куда-то мимо Корнилова. Лицо его стало пасмурным, озабоченным, словно он вспомнил что-то тревожное и досадное. — Я тоже за полную ясность… — Он хотел ещё что-то добавить, но не добавил, а откинулся на спинку кресла и неожиданно улыбнулся доброй, какой-то простодушной улыбкой. — Вот ещё с флота помню штурманскую мудрость: всякий случай должен быть изложен в сжатой, но ясной форме, не допускающей каких-либо сомнений или неправильного толкования! — отчеканивая каждое слово, продекламировал он. — Так в капитанском справочнике записано.
Все в управлении знали, что генерал в молодые годы был штурманом, ходил в загранку. Видно, с той поры осталось в нём пристрастие к чёткости и порядку, удивительный лаконизм, так полюбившийся всем сотрудникам. И лёгкий налет франтоватости, какого-то едва уловимого морского шика, которому многие стремились подражать.
— Так зачем же вы ко мне пришли? Обсудить теоретические вопросы? Судя по всему, вы для себя их давно решили. Значит, хотите получить от меня разрешение самому заняться этим делом?
Корнилов кивнул.
— А вы, подполковник, сегодняшнюю сводку видели?
— Я уже проводил в своём управлении оперативку.
—
— Нет, Владимир Степанович.
Генерал покачал головой:
— Однако с самокритикой в уголовном розыске явно не всё в порядке. — Потом подумал и сказал: — Игорь Васильевич, я разрешаю лично вам заняться мшинским делом. Три дня. Но не скрою, у меня уже не первый раз появляются сомнения: а не слишком ли часто вы берёте на себя конкретные операции, вместо того чтобы решать вопросы общего руководства? Вы ведь заместитель начальника управления розыска. Ваш опыт и знания надо более рационально использовать…
Корнилов вспыхнул. Сказал тихо:
— Я обдумаю ваше замечание, товарищ генерал. Разрешите идти?
Владимир Степанович добродушно рассмеялся:
— До чего у вас в уголовном розыске народ обидчивый! Это что, Игорь Васильевич, профессиональная болезнь? Идите, идите! И можете ничего не обдумывать — я ведь знаю, что вы потом без ложной скромности скажете мне: я сыщик, у меня это получается лучше, чем общее руководство, прошу вас… и так далее.
Генерал говорил это так весело и добродушно, что и Корнилов не выдержал, улыбнулся.
Придя к себе в кабинет, он позвонил в Лугу, попросил начальника уголовного розыска Белозерова срочно прислать в управление подробную справку по делу об убийстве Алексеева. Потом зашёл к Белянчикову.
Тот сидел и читал какие-то бумаги. На столе у него лежали новенький стартовый пистолет и небольшой изящный наган с ручкой, отделанной перламутром.
— Ого! — удивился Корнилов. — Целый арсенал. Откуда?
— Вчерашние грабители. Я тебе и хотел рассказать после оперативки…
— Я ходил по начальству.
— У Владимира Степановича был? Ну что? Разрешил заняться мшинским делом?
— Разрешил. Дал три дня. — Корнилов вздохнул. Лицо его сделалось замкнутым. — Короче говоря, это дело я доведу до конца, — сказал он. — Или, как ты считаешь, до середины.
— Белозерову звонить? — спросил Белянчиков.
— Нет, не надо. Я уже позвонил. — Корнилов взял со стола наган. — Что-то я такой модели не припомню.
— Вот-вот! Даже ты не припомнишь, а тут и припоминать нечего, ведь это пугач. Но сделан-то как! И представь себе старушку, когда из кустов на неё с таким шутильником парни выходят! Везут папеньки своим деткам из заграничных вояжей!
— Быстро ты вышел на грабителей.
— Да разве это грабители? Сопляки! — сказал Белянчиков с ненавистью. — Обе потерпевшие рассказали, что у парней пистолеты… А мальчишки молодые — откуда у них настоящее оружие? Вот мы и опросили во всём районе ребят, дворников, не видели ли у кого пугачи, стартовые пистолеты… — И добавил без перехода: — Упорный ты, Игорь Васильевич! Всегда на своём поставишь.