Среди факиров

Буссенар Луи Анри

В это время со всех сторон раздались трубные звуки и все бросились к своим постам. Главнокомандующий сел тем временем на лошадь и вместе со штабом и свитой направился к возвышению, откуда мог следить за сражением.

Вдруг вся эта масса людей зашумела, и раздалось громкое «ура». Одному курьеру удалось прорваться сквозь неприятельские линии. Он принес генералу самые важные документы и некоторым наиболее счастливым столь нетерпеливо ожидаемые известия. Мешки с депешами прибыли на двух артиллерийских повозках, запряженных каждая шестеркой лошадей, со взводом улан по бокам. По случаю столь важного события главнокомандующий приостановил атаку как раз на столько времени, какое было нужно на поспешную раздачу писем. Вахмистры, по трубному призыву, бросились к главной квартире, где получили письма, заранее распределенные по батальонам. В одну минуту они

очутились на месте и для сокращения времени отдали все пакеты командирам войсковых единиц. Все это произошло так быстро, что едва ли можно было заметить остановку движущихся колонн.

Майор Леннокс, вложив саблю в ножны и бросив повод на шею лошади, чтобы иметь свободные руки, нервно теребил письмо, с трудом распечатав его. Он узнал почерк Мэри, но как он изменился, как стал неровен!

Лейтенант Тейлор тоже получил письмо. Подпись принадлежала его матери, но конверт имел черный ободок. Солдаты его роты увидели, как он вдруг зашатался на седле и побледнел, как смерть. В тот же момент и майор глухо вскрикнул и схватился за сердце. Лейтенант, с широко раскрытыми от ужаса глазами, читал ужасные слова, которые прыгали перед его глазами и казались огненными.

«Отец убит начальником тугов… задушен ночью».

Майор затуманенными глазами читал горестные строки, написанные его дочерью Мэри и орошенные ее слезами.

«Наша обожаемая мать была заколота фанатиком… начала уже поправляться… но задушена ночью начальником тугов»…

Лейтенант временно командовал первой ротой батальона, находившегося под начальством Леннокса; поэтому он ехал непосредственно за ним. Майор обернулся, и оба были так бледны, что каждый сразу догадался о постигшем другого несчастьи.

— Ах, Тейлор, вот ясновидение! — пробормотал майор. — Какое ужасное несчастье! Бывают дни, когда сильно желаешь быть убитым!

Опять вдалеке зазвучали трубы, призывая к атаке, и им отвечали звуки волынки в Гордоновом полку, выводя мотив марша горцев.

Forward, forward!

Темп ускорялся. Хотя расстояние было еще вне досягаемости оружия, но неприятель начал стрелять. Атакующие колонны получили приказание не отвечать на этот огонь. Мало-помалу дистанция все уменьшалась. Раздалась короткая команда, и за ней последовала сильная канонада.

На минуту произошло смятение, которым шотландцы воспользовались, чтобы приблизиться к неприятелю. Когда полковник увидел, что его полк подошел достаточно близко, он приказал дать один за другим три страшных залпа. Пули посыпались, как свинцовый дождь, уложили целый ряд туземцев. Послышались новые отдаленные призывы к атаке. У шотландцев атаку играют на мотив старых народных песен. Кильдар, выступавший во главе 1-й роты, играл на своем инструменте, представлявшем собой нечто вроде волынки, мотив старого шотландского марша. Мотив этот был тотчас же подхвачен музыкантами других полков. Когда раздались первые звуки этого весьма примитивного инструмента, всеми рядами овладело лихорадочное возбуждение. Какая-то дрожь потрясла этих сильных горцев и неудержимо толкала их вперед, заставляя взбираться на скалы, лезть на траншеи, где копошились и кричали афридии. Храбрые горцы были встречены жестоким огнем, от которого их первые ряды сильно поредели. Первый же залп свалил Кильдара, как он это предчувствовал и предсказывал. Он тяжело упал, как подкошенный, с раздробленными ногами, но даже не вскрикнул.

Он хладнокровно пощупал свой инструмент и, убедившись, что он не попорчен, воскликнул:

— Волынка действует!.. Вперед, товарищи! Да здравствует старая Шотландия!

С этими словами он потащился вперед на руках и коленях, не обращая внимания на свои ноги, которые висели, как лохмотья; наконец, ему удалось усесться на скале. Он взял свой инструмент и начал изо всей силы играть шотландский марш. Горцы Гордона бросились вперед, как безумные, выражая свое одобрение мужественному музыканту.

Майор и его лейтенант ехали коротким галопом впереди своих солдат, а те следовали за ними бегом. Майор имел печально пассивный вид и все еще судорожно мял в руках роковое письмо. Неожиданный прыжок лошади привел его в себя. Он увидел себя в двадцати шагах от первой траншеи, откуда вырывались языки пламени, окутанные белыми парами. Он слегка пришпорил лошадь и крикнул громовым голосом:

— Вперед!

Не обращая внимания на мятежников, которые продолжали стрелять, но каким-то чудом не попадали в него, майор пришпорил лошадь и заставил ее

с размаха перескочить траншею. Лейтенант бесстрашно последовал за ним, и оба офицера пустились по направлению ко второй траншее раньше, чем их солдаты успели достигнуть первой. Сзади них завязалась быстрая и горячая рукопашная борьба. Все это было делом одной минуты. В скором времени афридии, разбитые, рассеянные, пригвожденные к месту, начали отступать с яростными криками и кинулись на вторую траншею, к которой теперь приближались оба шотландские офицеры. Услышав раздававшиеся за собой яростные крики, они заметили свою неосторожность и убедились в том, что окружены со всех сторон. В одну секунду они поняли свое положение. Вернуться назад, прорвать окружающую толпу было совершенно невозможно. Их возвращение могло быть принято за бегство и повлияло бы деморализующе на их шотландцев, которые так храбро кинулись в атаку. Они выбрали единственно возможный в этом случае исход и смело кинулись галопом на траншею. Перескочить эту траншею было опаснее и труднее, чем первую. Крутой склон был весь усеян обломками скал, кое-где попадались расщелины, из-за чего эта траншея была почти недоступна для конницы. Чтобы осуществить такой смелый замысел, нужны были английские лошади и их несравненные седоки. Относясь с высокомерным презрением к врагам и их пальбе, они помчались к огромной расщелине, откуда раздавались крики фанатиков. Они собирались броситься в среду этих пехотинцев, смять их, что легко могло случиться благодаря тому моральному действию, которое производит кавалерия, будто с неба сваливающаяся на пехоту. К несчастью, пуля, попавшая прямо в грудь лошади майора, положила конец ее бешеной скачке. Майор быстро соскочил на землю, держа в руке револьвер. Он очутился перед группой людей, готовых его схватить. В это самое время лейтенант, видя своего начальника пешим и не желая его покидать, остановил свою лошадь и закричал:

— Милорд! Садитесь на круп моей лошади и будем продолжать атаку!

Он вынул ногу из левого стремени и подвинулся вперед, чтобы дать майору возможность сесть на лошадь. В эту минуту раздался сухой звук, и лошадь упала, пораженная пулей в лоб. Ловким гимнастическим движением молодой человек высвободился, легко спрыгнул на землю и гордо встал около своего начальника, лицом к лицу с неприятелем. Вся эта маленькая драма продолжалась не более полминуты. Револьвер майора был уже разряжен. Тейлор с тем же хладнокровием дал шесть выстрелов из своего револьвера, а когда все патроны вышли, вытащил саблю. Эти два всадника, которые только что прискакали во весь опор и в глазах защитников траншеи казались сверхъестественными существами, стали теперь весьма обыкновенными людьми, очень хорошо и ловко владеющими саблей, но не более. Лошади были убиты, револьверы пусты, оставалось только холодное оружие, правда, страшное, но мусульмане скоро к нему привыкли. Люди, засевшие в первой траншее, успели оправиться и отражали шотландцев, нападавших на них со штыками. Офицеры, отличавшиеся атлетическим сложением, отлично умевшие владеть саблей, рубили направо и налево, нанося ужасные удары. Враги, видимо, старались взять их живыми, иначе они давно были бы изрублены в куски.

Майор первый был вынужден уступить. Лезвие его сабли, наткнувшись на ружье, сломалось. Бросив на землю ни к чему не годный обломок, он скрестил руки на груди и стал пристально смотреть на неприятелей, смущенных его гордой осанкой. В то же самое время лейтенант, схваченный сзади за руки и за ноги, упал на колени… Все было кончено! Храбрые офицеры шотландского полка Гордона попали в плен к афридиям.

ГЛАВА II

На Башне Молчания. — Ужасное положение. — Находчивость Джонни. — Освобождены, но не спасены. — Среди костей. — Фосфорический свет. — Земляные работы. — Патрик в опасности. — Обвал. — Выхода нет. — Ящик. — Имя и герб семейства герцога Ричмондского.

Биканель и его сообщники, бросив наших беглецов на платформе Башни Молчания в добычу коршунам, быстро исчезли.

Начальник туземной полиции ни за что не хотел, чтоб его подозревали в похищении и убийстве человека, вина которого должна была разбираться английскими судебными властями.

Англичане, как крайние формалисты, не позволяют никому как бы то ни было обходить закон, и должностное лицо, навлекшее на себя подобные подозрения, рискует быть сосланным в каторгу.

Не менее неприятно было бы и то, если б до сведения парсов дошло, что посторонние люди проникли на место погребения их умерших.