Среди самцов

Уокер Фиона

Калум удивленно приподнял бровь.

— Надеюсь, это не отразится дурно на яйценоскости здешних кур? — цинично поинтересовался он.

Калум был в своем репертуаре, и Одетта ничего ему не ответила. Между тем она уже не раз всерьез задумывалась о том, чтобы собрать в Фермонсо вокруг себя людей с теми или иными психическими проблемами. По ее глубокому убеждению, природа и климат Суссекса могли благотворно повлиять на их травмированное сознание. Но это была тайна, которую она не открыла бы никому на свете. Хотя бы по той причине, что себя она тоже причисляла к не совсем психически здоровым людям.

В данный момент Одетта

ждала возвращения Флориана Этуаля, который уехал на континент, чтобы, по его выражению, «поднабраться там ума и поднакопить рецептов». Признаться, у Одетты не было полной уверенности в том, что он, даже вернувшись в Англию, согласится работать во «Дворце чревоугодия», и она разработала план, как его заполучить. В его основе лежал банальный шантаж. Она не сомневалась, что Флориану вряд ли захочется, чтобы британская общественность узнала о его бисексуальных наклонностях. Главным образом по той причине, что это могло разрушить его имидж сердцееда и покорителя женщин. Впрочем, имелся и другой, куда более острый крючок, на который можно было подцепить Флорина Этуаля. Недавно Одетта узнала, что он вовсе не француз, каким все его считали, но бельгиец родом из Брюсселя. Хотя Флориану удавалось благополучно скрывать этот факт от обожавшей его британской прессы в течение многих лет, слишком пристальное внимание журналистов не могло его не нервировать. Возможно, именно по этой причине Флориан невзлюбил обосновавшихся в Фермонсо-холле телевизионщиков и старался держаться от них на известном расстоянии.

Удивительное дело, с тех пор, как Флориан Этуаль уехал на континент, Лидия снова посвящала все свои помыслы грядущему бракосочетанию с Финли.

— Как там Флориан? — осторожно спросила у нее однажды Одетта. — Подает о себе весточки?

— Насколько я знаю, он сейчас во Франции, — равнодушным тоном произнесла Лидия, и Одетта сразу поняла, что в комнате она не одна. Где-то рядом должен был находиться Финли. — Но меню мы с ним уже составили. Впрочем, ты об этом знаешь. Помнишь, ты как-то заходила ко мне и застала у меня Флориана? Мы в тот день именно этим и занимались… составляли меню…

— И как долго вы его составляли? — с иронией поинтересовалась Одетта.

— Не меньше двух часов, — сказала Лидия и вздохнула. — Как ты знаешь, он предпочитает экзотические, даже экстравагантные блюда. Обговорить каждое — и то уйдет уйма времени. Впрочем, я в последнее время склоняюсь к мысли, что простая домашняя еда все-таки лучше. К тому же ем я очень мало. Когда переедаешь, начинаешь испытывать чувство вины. Надеюсь, ты меня понимаешь?

— Значит, ты испытывала чувство вины?

— М-м-м… да… — призналась Лидия. — Я никогда не любила кисло-сладкий вкус. По-моему, кислое и сладкое должно существовать само по себе — отдельно друг от друга.

— А как обстоят дела у Финли? Я имею в виду его проблемы в некой интимной сфере?

— Когда готовишь пирожные, главное — не допустить, чтобы тесто перестояло. Как только оно начинает подниматься, ждешь минуты две, не больше, а потом сажаешь в духовку. И тут важно не передержать. Когда мы переедем в Суссекс, я буду каждый день печь пирожные.

Одетта не знала точно, как истолковать эту метафору Лидии, и, позвонив Эльзе, попросила ее помочь разъяснить загадку. Эльза высказала предположение, что Лидия приступила ко второй стадии лечения импотенции у Финли. И со всей прямотой объяснила, что это означало введение члена

в лоно и почти мгновенное выведение его оттуда. Одетта, надо сказать, придерживалась другого мнения и считала, что Лидии, которая вечно сидела на диете, просто захотелось пирожных. В любом случае разговор с ней позволял предположить, что ее увлечение Флорианом стало проходить или уже прошло. При этой мысли Одетта ощутила известное облегчение: ей было неприятно думать, что Лидия связалась с этим типом. Как бы то ни было, теперь свадьба Лидии с Финли снова остро стояла на повестке дня, и все разговоры крутились вокруг этой темы.

Поскольку Сид где-то все время пропадала, Одетта взяла на себя обязанность выгуливать Базуки, которая быстро подружилась с Уинни. По правде говоря, Одетта за последнее время из ненавистницы собачьего племени превратилась в заядлую собачницу и как-то раз даже поехала в Фалкингтон-менор, чтобы проведать Нельсона, которого Джимми оставил на попечение леди Эф.

Как всегда, Роланда была очень рада ее видеть.

— Я так и знала, что вы непременно ко мне заедете, — сказала она, открывая ей дверь. — Между прочим, я получила сегодня утром от Джимми открытку из Саутенда.

— Саутенда-он-Си? — Одетту настолько поразило это известие, что она едва не налетела на дверной косяк.

— Именно, моя дорогая. — Роланда посмотрела на ее застывшее от изумления лицо и рассмеялась: — Уж и не знаю, что там хорошего, но Джимми, судя по всему, доволен. Кстати, хотите взглянуть на открытку? Куда же это я, дай бог памяти, ее засунула?.. Ага! Вот она.

Одетта мельком взглянула на картинку с изображением ослика в соломенной шляпе, потом перевернула открытку и прочитала то, что было написано на обороте. Особенно ее поразила последняя строка.

— Не обращайте на это внимания, дорогая, — проворковала леди Эф, ткнув пальцем в последнюю строчку, где было проставлено: «Только не говорите Одетте». — Мужчины такие шутники…

Поскольку дубликат ключей от фермы Сиддалс все еще находился у Одетты в кармане, она от леди Эф поехала на ферму, вошла в дом и принялась искать хоть какую-нибудь зацепку, которая помогла бы ей разрешить загадку отправленного Джимми послания. В доме было жарко — уезжая, Джимми забыл выключить отопление. Прогуливаясь по дому, Одетта вдыхала в себя теплый воздух, ощущая каждой клеточкой своего тела незримое присутствие Джимми, и думала, что если ее так глубоко задевает пребывание в его доме, то что это такое, если не любовь? Впрочем, могло статься, что никакая это не любовь. Любовь — это прежде всего боль и постоянное внутреннее напряжение. В присутствии Калума Одетта испытывала именно эти чувства. С Джимми все было по-другому. Его присутствие внушало надежду, заставляло любить все сущее и доверять людям. Стало быть, задалась вопросом Одетта, это все-таки дружба? Впрочем, чем бы это ни было, Одетта точно знала одно: она отчаянно скучает по этому человеку.

Обойдя комнаты, она уселась на кухне и стала вспоминать, как приехала к Джимми отужинать, а он, угостив ее африканскими блюдами, сделал неумелую попытку ее соблазнить.

— Возвращайся поскорей домой, — громко сказала она, словно надеясь, что Джимми услышит ее. — Я устала, я не могу больше ждать. — К чему было кривить душой? С отъездом Джимми ее преувеличенный оптимизм, в который она рядилась перед другими, словно в тогу, все больше изнашивался, постепенно превращаясь в лохмотья.