Среди Йоркширских холмов
Шрифт:
Вечером был срочный вызов, и я завернул в аптеку пополнить запас медикаментов. Едва я вошел в коридор, как из глубины дома послышались разнообразные загадочные звуки, и, отворив дверь задней комнаты, я увидел Колема в окружении его друзей. Три барсука чавкали над мисками с кормом, на высокой жердочке лениво хлопала крыльями сова. Внушительный дружелюбный Буран приветственно застучал хвостом, а доберманы смерили меня задумчивым взглядом. Обезьянка Мортимер, явно проникшаяся к Колему полным доверием, прыгнула со стола в его объятия и ухмыльнулась мне. В углу
Обводя взглядом всю эту живность, я понял, что Зигфрид с самого начала был абсолютно прав. В Скелдейл-Хаусе прочно утвердился зверинец. Вопросе заключался лишь в том, до каких пределов он разрастется.
Я уже вышел в коридор, но тут Колем, размешивавший в миске какой-то неведомый корм, окликнул меня:
— Погодите, Джим. У меня для вас есть потрясающая новость.
— А! Какая же?
Колем кивнул на доберманов.
— Анна через месяц ощенится!
40
Я вылез из машины, чтобы открыть ворота фермы, и с изумлением уставился на странное сооружение, примыкавшее к каменной стенке у дороги. Куски брезента, натянутые, по-видимому, на металлические дуги, образовывали подобие юрты. Но зачем тут юрта?
Пока я смотрел, мешки, занавешивавшие вход, разделились, и наружу выбрался высокий седобородый мужчина. Он выпрямился, огляделся, почистил ветхий сюртук и водрузил на голову головной убор, напоминавший высокие котелки, столь модные в викторианскую эпоху. Словно не замечая моего присутствия, он несколько секунд глубоко дышал, созерцая вересковый склон, уходивший далеко вниз к ручью. Затем обернулся и торжественно приподнял котелок.
— Желаю вам доброго утра, — произнес он голосом, который сделал бы честь и архиепископу.
— Доброго утра, — ответил я, скрывая изумление. — День обещает быть чудесным.
— О да! — Его благородные черты озарились улыбкой, а затем он нагнулся и раздвинул мешки. — Иди, иди, Эмили!
К вящему моему удивлению, из юрты грациозными шажками вышла кошечка, и, когда она с наслаждением потянулась, старик пристегнул поводок к ошейнику у нее на шее, а потом обернулся ко мне и снова приподнял шляпу:
— Желаю вам всего доброго!
После чего неторопливо зашагал рядом с кошечкой по дороге к деревне, чья колокольня вставала за деревьями милях в двух от места нашей встречи.
Я открывал ворота довольно долго, провожая недоуменным взглядом удаляющиеся фигуры. Возникло ощущение, что я брежу. Здешние места были мне мало знакомы, так как наш верный клиент Эдди Карлесс переехал на ферму почти в двадцати милях от Дарроуби, но сделал нам большой комплимент, попросив, чтобы мы остались его ветеринарами. И мы сразу же согласились, хотя такие далекие поездки нас не слишком прельщали — особенно глубокой ночью.
От ворот ферму отделяли
— Эдди! — сразу же начал я. — У меня была очень странная встреча… Он засмеялся.
— Понимаю! Вы видели Юджина.
— Юджина?
— Ну да. Это Юджин Айрсон. Он живет там.
— Что-о?
— Ага. Это его дом. Он сам его построил два года назад и поселился в нем. Вы же знаете, это ферма моего отца, и он мне про него много рассказывал. Явился неведомо откуда, соорудил себе этот шалаш и с тех пор так и живет в нем со своей кошкой.
— Да как же ему разрешили построить себе жилье на обочине?
— Не знаю, но только никто вроде бы не гнал его оттуда. И знаете, что еще? Он образованный человек и родной брат Корнелия Айрсона.
— Корнелия Айрсона? Промышленника?
— Вот-вот. Он мультимиллионер и живет в имении в пяти милях дальше по Бротонскому шоссе. Наверное, вы видели большую сторожку у ворот.
— Да… видел… Но как же?..
— Толком никто ничего не знает. Но как будто Корнелий унаследовал все семейное состояние, а его брат не получил ничего. Говорят, Юджин много попутешествовал на своем веку, жил во всяких диких странах, навидался всяких приключений, а потом все-таки вернулся в Северный Йоркшир.
— Но почему он живет в этом нелепом сооружении?
— Никто не знает. Известно только, что он своего брата знать не желает, а тот — его, и вроде бы он в своем шалаше счастлив и всем доволен. Мой отец очень его привечал, и старичок иногда захаживал на ферму пообедать и помыться. Да и теперь заходит. Но он человек гордый. Ни у кого не одалживается. И в положенные дни спускается в деревню за припасами и пенсией.
— И всегда с кошкой?
— Ага! — Эдди засмеялся. — Обязательно с кошкой.
Мы отправились в коровник начать туберкулинизацию, но все время, пока я выстригал шерсть, измерял и делал инъекцию, из памяти не шла эта странная парочка.
Когда три дня спустя я снова остановился у ворот фермы, куда направлялся узнать результаты туберкулинизации, мистер Айрсон сидел в плетеном кресле на солнышке и читал, а кошечка свернулась клубком у него на коленях. Когда я вылез из машины, он вновь вежливо приподнял котелок.
— Добрый день. Чудесная погода!
— Да, превосходная! — Услышав мой голос, Эмили соскочила на траву и подошла поздороваться со мной, я почесал ее под подбородком, и она, изогнувшись и мурлыча, потерлась о мои ноги.
— Какая прелесть! — сказал я.
К неизменной вежливости старика добавилась сердечная теплота.
— Вы любите кошек?
— Очень. И всегда любил. — Я несколько раз погладил Эмили по спине, а потом шутливо потянул ее за хвост. Она задрала симпатичную мордочку, и мурлыканье достигло крещендо.
— Ну, вы понравились Эмили до чрезвычайности. Впервые вижу, чтобы она так открыто ластилась к незнакомому человеку.
Я засмеялся.
— Она понимает, как я к ней отношусь. Кошки всегда это знают. Очень мудрые животные.