Срединное море. История Средиземноморья
Шрифт:
К этому времени и у самого Фридриха на душе было неспокойно: его шокировала явная неблагодарность братьев во Христе, и он был готов отплатить им той же монетой. Он приказал своим войскам окружить Акру и никого не впускать и не выпускать. Священнослужителей, которые произносили против него проповеди, наказали палками. Настроение его не улучшилось в результате известия о том, что в его итальянские владения вторглась армия папы под командованием старого Иоанна Бриеннского; появилась еще одна причина покинуть эту неблагодарную страну как можно скорее. Фридрих отдал приказ своему флоту готовиться к отплытию 1 мая. Вскоре после наступления рассвета, когда он проходил через квартал мясников к ожидавшим его кораблям, его закидали отбросами. Лишь после некоторых усилий Иоанну Ибелинскому, спустившемуся к пристани,
Сделав лишь краткую остановку на Кипре, император достиг Бриндизи 10 июня. Прибыв в свое королевство, он обнаружил, что все пребывают в состоянии беспомощности и замешательства. Его давний враг Григорий IX воспользовался преимуществом, которое давало отсутствие императора, дабы учинить то, что фактически являлось Крестовым походом против него, — писал к князьям и церквам Западной Европы, требуя людей и денег для решительной атаки, дабы сокрушить позиции Фридриха как в Германии, так и в Италии. В Германии попытки папы посадить на трон нового императора в лице Оттона Брауншвейгского успеха не имели. С другой стороны, в Италии он организовал вооруженное вторжение с целью изгнать Фридриха с юга раз и навсегда, чтобы всей территорией можно было управлять непосредственно из Рима. В то время в Абруцци и вокруг Капуи шли яростные бои, а в нескольких городах Апулии, где жители поверили распространявшимся агентами папы слухам о смерти Фридриха, началось открытое восстание. Дабы вдохновить других последовать его примеру, Григорий только что опубликовал эдикт, освобождавший всех подданных императора от принесенной ему клятвы верности.
Трудно было вообразить себе более сложную ситуацию, но с момента прибытия Фридриха положение стало меняться. Император был здесь, со своим народом, не погиб, но вернулся с триумфом, возвратив без кровопролития святые места христианам. Его достижения могли не вдохновлять христианские общины Отремера, но для жителей Южной Италии и Сицилии все представлялось в совершенно ином свете. Более того, возвратившись в свое королевство, Фридрих изменился до неузнаваемости: исчезли гнев, хвастливость, ненадежность, недопонимание. Он вновь очутился в стране, которую знал и искренне любил; он вновь контролировал ситуацию. Все лето он без устали вел кампанию, и к концу октября армия папы потерпела поражение.
Однако Григорий IX не сдался. К окончательному примирению оба шли долго, трудно, мучительно. В течение нескольких следующих месяцев Фридрих делал уступки одну за другой, сознавая при этом, что упрямый старый папа по-прежнему не отказался от своего самого грозного оружия. Над Фридрихом до сих пор тяготело проклятие церкви, что представляло собой серьезную трудность, постоянное бесчестье, создававшее потенциальную опасность в дипломатических вопросах. Кроме того, будучи как-никак христианином, Фридрих не хотел умереть отлученным. Григорий долгое время вел себя уклончиво; только в июле 1230 г. он весьма неохотно согласился заключить мирный договор (подписанный в Чепрано в конце августа) и отменил свой приговор. Прошло еще два месяца, и двое, папа и император, обедали вместе во дворце его святейшества в Ананьи. Происходившее не напоминало веселое застолье, по крайней мере поначалу, однако Фридрих, когда хотел, бывал исключительно обаятелен, а папа в глубине души, похоже, испытывал благодарность за то, что император Священной Римской империи взял на себя труд нанести ему неформальный, без излишней торжественности, визит. Так закончилась еще одна поистине геркулесова схватка между императором и папой из числа столь часто повторявшихся в истории средневековой Европы.
В 1231 г. Фридрих смог обнародовать то, что впоследствии стало известно под названием Мельфийской конституции, — ни более ни менее как совершенно новую кодификацию законов в масштабе, непревзойденном со дней Юстиниана, жившего семью столетиями ранее. Император полностью взял под свой контроль уголовное судопроизводство, ввел институт окружных судей, действовавших его именем, урезал свободы баронов, церковников и городов и заложил основы твердой власти правительства (чему можно найти параллель лишь в Англии), в котором равным образом были представлены знать, духовенство
Нужно заметить, что из всех его владений Реньо (так все называли Сицилийское королевство) доставляло меньше всего беспокойства. Он здесь родился, знал каждый его дюйм, понимал здешний народ. В двух других обширных областях, находившихся под его властью — Северной Италии и Германии, — дела обстояли совершенно иначе: там имперская власть (не имевшая твердой базы наподобие той, которая быстро формировалась в Англии и Франции с их прочной наследственной монархией) чрезвычайно ослабела за предыдущие сто лет. В особенности в Северной Италии крупные города и поселения Ломбардии представляли собой вечно тревожащую занозу для императоров, наследовавших престол; тяжелее всего из них пострадал дед самого Фридриха, Барбаросса, потерпевший полное поражение при Леньяно более чем полвека назад. Наиболее эффективный прием, который они постоянно использовали в политике, чтобы сохранить независимость, заключался в том, чтобы ссорить между собой папу и императора; вследствие этого новости о примирении 1230 г. сильно встревожили их. Ломбардская лига была поспешно восстановлена, и ее члены сомкнули ряды перед надвигающейся опасностью.
Поступая так, они были правы. Если бы Фридрих хотел разделить свою империю, решив править Германией и вверив Сицилию своему сыну Генриху — или же наоборот, — Северная Италия оказалась бы предоставлена самой себе, однако он сделал иначе. Приняв, как всегда, твердое решение править обеими территориями самолично, он понимал, что безопасное сообщение по суше между ними необходимо. Имелась и другая причина: он придавал Италии куда большее значение, нежели германским землям. В конце концов, он был императором Священной Римской империи, а не Священной Германии. Столица ее когда-то находилась в Риме — и он надеялся, что в один прекрасный день перенесет ее в этот город.
Для начала Фридрих призвал своего сына Генриха и всех наиболее значительных германских правителей, а также представителей крупных городов севера Италии, на совет, который должен был состояться в Равенне в день Всех Святых, 1 ноября 1231 г. Он сделал все, чтобы успокоить ломбардцев. Он решил не брать с собой вооруженный эскорт, ограничившись лишь небольшой свитой; слушания должны были вестись «во славу Господа, церкви и империи, а также во имя процветания Ломбардии». Несомненно, он взвешивал каждое свое слово, однако представители Ломбардии безошибочно восприняли его речь как сигнал тревоги. Они не хотели его; еще менее им было желательно появление орды жестоких германских баронов. В мгновение ока пути через Альпы оказались перекрыты. Мера оказалась в итоге не совсем успешной — немалое количество делегатов сумело обойти заслоны и проехать кружным путем по восточной дороге через Фриули, — однако это отсрочило съезд на добрых два месяца.
Несмотря на это, делегаты отметили Рождество с размахом — празднества и зрелища следовали одно за другим; в их число вошли и специальные осмотры знаменитого императорского зверинца, который возили за ним во время всех его путешествий. Тут имелась не только непревзойденная «коллекция» соколов, но также и львы, пантеры, верблюды, различные обезьяны и даже слон (нетрудно вообразить, какое впечатление он производил на местных крестьян). Фридрих всегда умел устраивать шоу; он, однако, был обеспокоен тем, что среди делегатов не было наиболее важного — его сына Генриха, римского короля. Генрих не сообщил, почему отсутствует (излишне говорить, что он даже не извинился), и вскоре стало ясно, что он и не думал откликаться на призыв отца.
Возможно, причиной тому послужило просто-напросто замешательство. Здесь не место обсуждать проблемы управления в Германской империи. Достаточно сказать, что отец покинул Генриха (формально — монарха), когда тому исполнилось восемь лет; впоследствии, достигнув восемнадцати, он испытывал не слишком сильные чувства к отцу, о котором сохранил лишь смутные детские воспоминания. По отношению к германским князьям он проводил политику противостояния — диаметрально противоположную действиям Фридриха, — в результате чего восстановил их против себя. К моменту обострения ситуации в 1231 г. они уже вынудили его пойти на целый ряд уступок: он даровал им права и привилегии, из-за чего имперская власть в Германии существенно ослабла.