Средневековая андалусская проза

Ибн Кутайба Абу Мухаммед Абдаллах ибн Муслим

Аль-Мансур построил множество дворцов, сделал большую пристройку к соборной мечети Кордовы, приказал выкопать колодцы, чтобы людям было откуда брать воду. Он построил также акведуки в Кордове и Эсихе. От него осталось множество великолепных зданий, не говоря уж о построенном по его приказу городе аз-Захире с роскошными дворцами и несравненными садами…

Конечно, аль-Мансуру не было равных во все времена. Некий человек, собиравший рассказы о нем, сказал: «Он был чудом, ниспосланным Аллахом, обладая несравненным умом, хитростью, коварством и умением обходиться с разного рода людьми. Он прибег к помощи рода аль-Мусхафи, чтобы одолеть дворцовых гвардейцев, и преуспел в этом, потом он обратился к Галибу, чтобы одолеть людей из рода аль-Мусхафи, и это ему удалось, после этого он воспользовался Джафаром ибн аль-Андалуси в борьбе против Галиба, так что избавился от него. И уж затем он своими силами стал бороться против Джафара и погубил его, так что отстранил от власти всех соперников. Он бросал вызов превратностям времени, восклицая: «Выходите

против меня на бой!» — а когда не нашел достойного соперника, напал на саму судьбу, так что она подчинилась его приказу и стала помогать ему. Так он стал править единолично, опередив всех и превзойдя каждого своей доблестью, и никто не осмелился разделить с ним власть».

Самое удивительное, что аль-Мансур предвидел то, что уготовано было ему судьбой, с детства говорил об этом со своими друзьями и сверстниками. Ибн Абу-ль-Файяд рассказывает: «Мухаммад ибн Муса ибн Азрун передавал со слов своего отца: «Однажды мы собрались в одном из садов Кордовы, что находится близ кордовской нории, большого оросительного колеса. С нами был Мухаммад ибн Абу Амир, который был еще очень молод. Там был его двоюродный брат Омар ибн Аскаладжа, катиб Ибн аль-Маризи и некий человек, которого звали Ибн аль-Хасан, родом из Малаги. Перед нами стоял стол с разными блюдами, и тут Мухаммад ибн Абу Амир завел свои постоянные речи: «Я обязательно захвачу всю Андалусию, поведу войска, и моя воля будет для всех законом!» Он говорил это, а мы шутили и смеялись над ним. Потом он промолвил: «Пусть каждый из вас пожелает чего-нибудь, и я выполню его желание в свое время». Его двоюродный брат сказал: «Я хочу, чтобы ты назначил меня начальником стражи медины Кордовы». Ибн аль-Маризи пожелал стать главным смотрителем кордовского рынка, а человек из Малаги промолвил: «Мне хотелось бы, чтобы ты назначил меня кади в моей стороне, потому что у нас лучший инжир в Андалусии, а я его так люблю, и мне всегда хочется поесть его досыта». Ну а я ответил Мухаммаду скверными и непристойными словами. Когда же власть перешла к аль-Мансуру, он назначил своего двоюродного брата начальником стражи кордовской медины, Ибн аль-Маризи стал смотрителем кордовского рынка, а Ибн аль-Хасану он послал в Малагу грамоту о назначении его кади, прибавив: «Теперь, может быть, поешь инжира досыта». Что же касается меня, то он наложил на меня огромное взыскание, которое сделало меня бедняком, из-за тех скверных слов, которые услышал от меня в детстве…»

Аль-Мансур постоянно думал о том, что будет после его смерти. Абу Марван ибн Хайян рассказывал, ссылаясь на слова Ахмада ибн Саида ибн Хазма, вазира аль-Мансура, который был близок к нему и которому Ибн Абу Амир доверял больше всех. Он говорил: «Однажды мы находились с аль-Мансуром на корабле, который он велел построить для прогулок по реке перед дворцами аз-Захиры, и с нами было всего несколько человек из приближенных. Аль-Мансур смотрел не отрываясь на роскошные дворцы, тенистые беседки и портики, на зеленые сады и лужайки, которые приковывали взор своей редкостной красотой. И вдруг Мухаммад произнес: «Горе тебе, о Захира, блистающая красотой! Зрелище это достойно восхищения, и прелесть твоя чарует. О, если бы мне знать, кто будет тот зловещий, что придет после меня и разрушит твои стены!» Мы все испугались его слов, но подумали, что это от вина, которое выпил аль-Мансур. Один из нас стал опровергать речи Мухаммада, так что наконец тот промолвил: «Будто уж ты никогда не слышал этого! Ведь, по твоему мнению и мнению твоих предков, приверженцев халифа аль-Хакама, это решенное дело, которое ждет только своего часа, но ты притворяешься, будто ни о чем не ведаешь. Наш враг одолеет нас, и разрушит то, что мы построили, и бросит камни дворцов в эту реку!»

Аль-Мансур, да помилует его Аллах, скончался, возвращаясь из похода против сына Гомеса, правителя Кастилии, в Мединасели, городе, который он построил на берегу Гвадалахары, неподалеку от границы, укрепив его и вонзив, будто нож в грудь врага. Его принесли туда больного, на носилках, поставленных на головы слуг, окружив всевозможным почетом. Это было двадцать седьмого рамадана триста девяносто второго года [269] . Он был похоронен во дворе этой крепости, и до сих пор сохранилась его гробница. Мне рассказал об этом один из послов, которого я отправил для заключения мира с правителем Кастилии. Этот человек посетил город Мединасели по дороге домой, так как я дал ему такое поручение, и видел эту гробницу, но стихи, начертанные на ней, годы рождения и смерти аль-Мансура и украшения, высеченные на камне, почти все стерлись.

269

…двадцать седьмого рамадана триста девяносто второго года. — 11 августа 1002 г.

РАССКАЗ О ПРАВЛЕНИИ РОДА БАНУ АББАД В СЕВИЛЬЕ И СОСЕДНИХ ОБЛАСТЯХ

Род Бану Аббад — из арабов племени Лахм, которое пришло в Андалусию еще с Тариком [270] . Ибн Хайян говорит, что после завоевания Андалусии туда прибыли люди

из племени Лахм, которые расселились в разных областях. Братья Наим и Аттаф отправились на запад. Один из них остановился в селении близ Севильи, где завел семью и имел многочисленное потомство. Часть людей этого рода переселилась в Севилью, где они пользовались большим влиянием, особенно в дни правления халифа аль-Хакама аль-Мустансира, его сына Хишама и хаджиба аль-Мансура. Среди них выделялся Исмаил ибн Аббад, заложивший основы славы рода Аббада, его аль-Мансур назначил кади Севильи. Он удержался на своем посту и когда пала власть Омайядов в Андалусии, и во времена Великой смуты, и всегда он заботился о благе своего родного города, стремясь к тому, чтобы управление им было наилучшим. В четыреста четырнадцатом году [271] глаза его закрыла темная вода, ему сделали операцию, и он стал даже немного видеть. Он не домогался власти над людьми и оставил свой пост, назначив вместо себя своего сына Абу-ль-Касима, ограничившись тем, что ведал некоторыми делами города и был старшим среди шейхов Севильи.

270

…пришло в Андалусию еще с Тариком. — Имеется в виду Тарик ибн Зияд.

271

В четыреста четырнадцатом году… — то есть в 1032 г.

Исмаил ибн Аббад поражал всех ученостью, обилием познаний, мудростью и знанием стихов, в чем не было ему равных. Он сумел охранить город Севилью от своеволия берберов, которые поселились вокруг города, захватив его предместья, и это удалось только благодаря его государственному уму, глубокому пониманию дел и принятию правильных мер, и так было до самой его смерти в конце четыреста четырнадцатого года.

* * *

И после отца главенствовать в городе стал сын его, кади Абу-ль-Касим Мухаммад ибн Аббад, прозванный «Зу-ль-визаратайн», что значит «вазир двух диванов».

Когда эмир Касим ибн Хаммуд захватил Севилью, он стал отличать кади Абу-ль-Касима и привлекал его к решению важных дел в своей столице. Он полностью доверился кади, ибо тот был родовитым, достойным и благоразумным человеком и обладал большим богатством. Когда же на Касима напали жители Кордовы и изгнали его вместе с его берберами из столицы, нанеся им поражение, кади завел речь со своими приверженцами из жителей Севильи, склоняя их передать в его собственность дома, принадлежащие берберам Касима. Кади Абу-ль-Касим договорился с влиятельными людьми в Севилье, что они запрут городские ворота перед Касимом ибн Хаммудом, когда он попытается вернуться в Севилью после своего изгнания из Кордовы, и выведут к нему его семью и родичей.

Когда Касим ибн Хаммуд подошел к стенам Севильи, горожане заперли перед ним ворота, и Ибн Хаммуд вынужден был отойти к Хересу. И тогда среди всеобщего беспорядка Севильей стал править староста города кади Абу-ль-Касим, разделяя власть с именитыми людьми из знатных домов, а потом, оттеснив всех, стал править единолично.

Он сумел уладить свои дела, проявив завидное искусство, и все единодушно выразили ему повиновение, покорившись его воле, а он следовал обычаю царей Андалусии, собирая вокруг себя приверженцев и покупая рабов. В этом деле помогал ему его отец, и успехи приходили к нему один за другим, пока не воздвиг он высокие чертоги своей царской власти.

Одной из хитростей Исмаила ибн Аббада, которую кади Севильи применял во время борьбы против Фатимидов [272] , теснивших со всех сторон и призывавших послушных им людей примкнуть к их делу, которое они считали правым, было вот что: кади стал говорить о необходимости возобновить присягу халифу Хишаму аль-Муайяду, в смерти которого сомневались, так как многие люди утверждали, что он бежал куда глаза глядят. Исмаил заявил, что он даже встречался с Хишамом, который бродит по разным странам, боясь остановиться где-либо.

272

…во время борьбы против Фатимидов… — Здесь автор имеет в виду сторонников североафриканской и египетской династии Фатимидов (X—XII вв.), которые, воспользовавшись падением центральной власти в Андалусии, направляли туда своих проповедников. Многие «удельные цари» Андалусии в XI в. были сторонниками Фатимидов.

То же средство применял и правитель Альмерии, который говорил, что халиф Хишам жив. Для этой цели он прибегал к услугам некоего водоноса, который как две капли воды походил на Хишама. Некоторое время правитель Альмерии обманывал людей, выдавая этого человека за халифа, и было это в четыреста двадцать шестом году [273] , потом обман раскрылся и того человека изгнали. Но его пригласил ибн Аббад, который, играя на его сходстве с Хишамом, укреплял свою власть. Так шло долгое время, ведь этот бренный мир в глазах Аллаха дело маловажное и презренное.

273

…в четыреста двадцать шестом году… — то есть в 1034 г.