Средневековые замок, город, деревня и их обитатели
Шрифт:
Позже, в назначенный час, флагелланты выходили на городскую площадь или на кладбище и здесь публично исповедовались в своих грехах. Совершалась эта исповедь особенным способом. Они снимали с себя верхнюю одежду, подвязывали себе длинные передники, ниспадающие до самой обуви, затем ложились на землю, образуя собою большой круг. Ложились они в разных условных позах, из которых каждая выражала собой тот или другой грех. Можно было, таким образом, по положению каждого видеть, в каком грехе он каялся. Предводитель их обходил круг, шагая через каждого кающегося, касался его бичом и приглашал встать и впредь остерегаться греха. Каждый, через которого переходил предводитель, вставал и следовал за ним. Когда последний из них поднимался с земли, все они становились в круг. Певцы затягивали духовную песнь, и братья, отделяясь поодиночке от хороводного кольца, обходили его и ожесточенно бичевали себя по спине, на которой выступала
Само собой разумеется, что площадь была запружена зрителями. Обыкновенно кто-нибудь из них начинал собирать подаяния в пользу бичующихся. Между тем зрелище продолжалось. Один из флагеллантов поднимался на возвышение и читал копию с длинного письма, написанного, по его словам, самим Христом на мраморной доске, которую принес с неба ангел и положил ее на алтарь Св. Петра в Иерусалиме. В письме этом объявлялось всем верующим, что бедствие, ими испытываемое, есть наказание Божие за грехи, неправду и безверие. Христос, говорилось в нем, хотел уже совершенно уничтожить всех христиан за то, что они не соблюдают ни Воскресенья, ни Пятницы, между тем как даже иудеи строго чтут свою Субботу. Только по просьбе Пресвятой Девы Марии и ангелов согласился Он отсрочить наказание… Кто исполняет заповеди Божьи, чествует Его праздники и удерживается от греха, тому воздаст Христос вечною любовью. Кто не уверует в это письмо или скроет его, того постигнет Божья кара; а кто уверует, и перепишет его, и станет распространять среди других, на дом того человека снизойдет Господнее благословение. Чтению этого письма народ внимал в благоговейном молчании и верил всему…
Когда флагелланты выходили из города с зажженными свечами, при колокольном звоне всех церквей, в таком же точно порядке, в каком входили в него, многих из горожан увлекали они за собой. Торжественно разносилось по улицам пение их: «Господь, Отец наш, Иисус Христос! Ты один только, Господь наш, только Ты можешь прощать нам грехи наши! Отсрочь еще час нашей кончины, продли нашу жизнь, чтобы мы могли оплакивать Твою смерть!» Неудержимо, поддавшись их заразительному экстазу, рвались за ними юноши. Матери не могли удержать дочерей своих. Босые, полуодетые, без денег, без хлеба, молодые люди убегали из родимого гнезда…
Дикое исступление флагеллантов, их неотразимое влияние тоже были своего рода эпидемией. И немало жертв уносила она, выманивая их из-под уютного бюргерского крова, из светлой девичьей горницы, забирая от плуга, с пастбища и даже из-под церковных сводов — служителей церкви. Многие уходили, но возвращались назад немногие, да и те — истерзанные, измученные…
Городские увеселения
Душно было горожанину в узких улицах города. Те небольшие сады, которые разводились при частных домах, были весьма бедны, так как не было главных условий для их преуспевания — простора и света. Недостаток места не позволял разбить сад в черте города, и потому сады разводились за городскими стенами. Стоило выкроить свободный день, наступить празднику, как горожанин спешил в загородный сад. И как же трепетало сердце его, когда наступала весна, когда солнышко сильнее пригревало, когда раздавался первый крик аиста, расцветала первая фиалка и небеса как будто улыбались. Великий германский поэт Гете описывает, как Фауст любуется с возвышения на долину, переполненную разряженными горожанами, справляющими здесь, под открытым небом, светлый праздник и совпавшее с ним начало весны. Фауст говорит своему товарищу:
Взгляни-ка отсюда на город, в долину; Смотри, как из темных глубоких ворот В нарядных костюмах выходит народ. Как рад он! А радости знаешь причину? Все празднуют день Воскресенья Господня; Они ведь и сами воскресли сегодня: Из душных покоев, из низких домов, Из улиц, гнетущих своей теснотою, Из горниц рабочих, от ткацких станков Из храмов с таинственной их полутьмою На свет, на раздолье явились они! Сегодня их праздник! С какой быстротою Толпа разбрелась по долине! Взгляни, Как весело движутся эти ладьи… А вон — переполнен живою толпою Последний отчалил челнок. Вдалеке На горных тропинках, чуть видных отсюда, ПестреютПраздник весны сопровождался особым обрядом. Горожане несли с собою в поле соломенное чучело, изображавшее зиму или смерть, и здесь или топили его, или бросали в костер. Вся эта церемония сопровождалась весенними песнями. Вот точный перевод одной из них:
Весна, весна пришла! Пойдемте в сад и в поле Весну встречать на воле; За этими кустами Разбудим лето сами! Мы зиму полонили, Шестом ее прибили… Эй, палки поднимай, Глаза ей выбивай!Во Франкфурте знатная молодежь из знатных семей провожала зиму по-своему. Дело происходило в самом городе. Нарядившись в белые купальные костюмы, юноши носили по городским улицам одного из своих товарищей на носилках, покрытых соломой. Товарищ должен был изображать скончавшуюся зиму, а все остальные представляли похоронную процессию. Обойдя город, они заканчивали свое празднество в каком-либо погребе за кружками с вином, пели и плясали.
Особенно чествовали везде первое число мая. Во многих городах этот древний народный праздник справлялся с особенными церемониями. В этот день буквально наступало царство цветов. Цветы и зелень были всюду: и в церквях, и в домах, и на одеждах. Молодежь выбирала из своей среды распорядителя майского праздника, так называемого «майского графа или короля». Майский граф выбирал себе из девушек «майнну». В лесу рубили деревцо, привозили его на место потехи, устанавливали там, и вокруг этого «майского дерева» царило бесконечное веселье, в котором принимали участие и стар, и млад. Или же избранный майским графом в сопровождении своей тут же составившейся свиты выезжал из города, чтобы нарубить в лесу целый воз березок. Когда воз выезжал из лесу, на него нападала и завладевала им толпа горожан. Это должно было означать, что лето завоевано, что оно в их власти. Тут же березовые ветки расхватывались, как какая-то драгоценность. Обыкновенно майский праздник сопровождался стрельбою в цель. Призами, которые раздавались самым ловким стрелкам, были предметы из серебра — чаще всего ложки.
Чрезвычайно интересно праздновался Иванов день — древнейший праздник во славу солнца. В это время — по древним верованиям — благословение проносится над каждою нивой и чудодейственные силы изливаются во всей своей полноте. Ночь перед этим днем горожанин проводил за городом. Когда наступали сумерки, на возвышенных местах разводились костры — «Ивановы огни», а на высоких берегах реки зажигались деревянные обручи и скатывались вниз, к воде. Остававшиеся в эту ночь в городе также веселились. На городских площадях зажигали костры, через них перескакивали, вокруг них танцевали. Был еще обычай кидать в огонь разные травы и при этом приговаривать, чтобы подобно сгораемой траве сгорело и всякое горе. Перед Ивановым днем появлялись на рынке пробуравленные со всех сторон глиняные горшки, которые быстро раскупались девушками-горожанками. Наполнив их высушенными лепестками роз, девушки вешали горшки где-нибудь повыше, над балконом, под кровлей. Наступал наконец ожидаемый вечер, и они зажигали их, как фонари.
Знаменитый итальянский поэт Петрарка описывает подобное празднество, бывшее в Кельне. Когда, говорит он, наступили сумерки, из узких городских улиц потянулись к Рейну толпы женщин. Они были одеты в праздничные платья, украшены в изобилии благоухающими травами и цветами. Они двигались, бормоча какие-то странные, непонятные слова. Двигающаяся вереница спустилась к самой реке, и каждая из участниц процессии умыла себе руки речной водой. Петрарка не смог правильно истолковать этот обычай. Между тем символическое значение его очевидно. Женщины как бы смывали прочь всякие бедствия, заставляя реку уносить их вместе с водой подальше от города, от их семейных очагов.
Из зимних праздников самым веселым было Рождество. Горожане наряжались, одаривали детей, устраивали процессии. Нарядившись чертями, веселые толпы бродили по улицам, причем каждой полагалось иметь своего предводителя, чтобы в случае какого-либо происшествия было кому держать ответ. Один городской совет брал с таких предводителей денежный залог, который пропадал в том случае, если толпа совершала какие-либо бесчинства, входила в церкви или на кладбище, что делать запрещалось. В иных, впрочем, городах маскарады запрещались под угрозой строгого взыскания.