Средневековый роман

Была ночь. Глубокая тишина царствовала въ большомъ старинномъ замк барона Клугенштейна. 1222 годъ приближался къ концу. На верху высокой башни мерцалъ единственный огонекъ. Тамъ происходило тайное совщаніе. Строгій, старый баронъ Клугенштейнъ задумчиво сидлъ въ своемъ роскошномъ кресл. Посл нкотораго молчанія оъ сказалъ нжнымъ голосомъ:

— Дочь моя!

Молодой человкъ прекрасной наружности, съ головы до пятъ закованный въ рыцарскіе доспхи, отвтилъ:

— Говори, отецъ мой!

— Дочь моя! Настало время, когда тайна, смущавшая тебя въ продолженіи всей твоей юной жизни, должна быть, наконецъ, передъ тобой открыта. Узнай же теперь цль этой тайны; она заключается въ томъ, что я сейчасъ скажу теб… Мой братъ Ульрихъ — великій герцогъ Бранденбургскій. Отецъ мой, умирая,

завщалъ, чтобы герцогскій престолъ перешелъ къ моему потомству въ случа, если бы у Ульриха не было сына и если бы, конечно, имлъ сына я. Но, если бы у насъ обоихъ не было сыновей, а только дочери, то преемницей трона должна стать дочь Ульриха, при условіи полной и безупречной ея невинности, — въ противномъ случа герцогство переходитъ къ моей дочери, разъ она окажется безупречной… Горячо молились мы Богу, я и престарлая мать твоя, прося Его даровать намъ сына. Но наши молитвы не были услышаны: родилась ты. Я колебался. Я видлъ, какъ герцогская корона сползаетъ съ моего герба и чудный сонъ обращается въ ничто. А я такъ горячо надялся! Ульрихъ былъ женатъ уже 5 лтъ, и жена не подарила его до тхъ поръ наслдникомъ ни мужского, ни женскаго пола. Однако, не все же еще потеряно, — сказалъ и самъ себ. И въ ту же минуту въ ум моемъ промелькнулъ спасительный планъ. Ты родилась въ полночь; никто, кром врача, мамки и 6-ти нянекъ, не зналъ, двочка ты или мальчикъ. Черезъ часъ вс свилтели твоего рожденія были повшены, и на слдующее утро, съ великимъ веселіемъ и радостью, облетла вс мои владнія всть, что у барона Клугенштейна родился сынъ, — наслдникъ могущественнаго Бранденбурга! И съ тхъ поръ эта тайна оставалась для всхъ скрытой. Родная сестра твоей матери была твоей единственной нянькой, и мы больше ничего не боялись. Но, когда теб минуло 10 лтъ, у Ульриха родилась дочь. Мы были опечалены этимъ, хотя и не теряли надежды, что оспа, врачи и другіе естественные враги дтей поправятъ дло… Мы разочаровались въ нашихъ ожиданіяхъ: она осталась жива, росла и хорошла, — проклятіе на ея голову! Но что же изъ этого? О чемъ намъ тревожиться? Вдь мы же имемъ… ха! ха! ха!.. — сына! Разв не нашему сыну предназначено стать герцогомъ?! Разв это не такъ, возлюбленный нашъ Конрадъ? Пусть ты — 28-ми-лтняя двушка, но вдь подъ другимъ, не мужскимъ, именемъ тебя никто никогда не зналъ! А между тмъ старость потихонько подкралась уже къ моему брату, онъ началъ слабть и хирть. Государственныя заботы становятся ему въ тягость. И вотъ теперь онъ выразилъ желаніе, чтобы ты явился къ нему и не только по имени, но и въ дйствительности сталъ герцогомъ. Твоя свита уже ожидаетъ тебя… Сегодня ночью ты отправляешься… Выслушай же, что я теб скажу, и постарайся не забыть ни единаго моего слово. Существуетъ законъ настолько же древній, какъ и сама Германія. Онъ угрожаетъ смертью каждой женщин, которая, хотя бы на минуту, возсядетъ на герцогскій тронъ, если она предварительно и всенародно не была торжественно коронована. Обрати вниманіе на это! Скромность — прежде всего! Вс свои судебныя ршенія произноси передъ кресломъ перваго министра, у ступеней трона. Такъ поступай до тхъ поръ, пока не свершится коронація, — только тогда жизнь твоя будетъ вн опасности. Совершенно невроятно, чтобы твой полъ могъ быть какъ-нибудь обнаруженъ, но умъ повелваетъ намъ предусматривать всякія случайности, какія только возможны въ этой призрачной жизни!

— Дорогой отецъ! Теперь я знаю причину, почему нея жизнь моя была сплошною ложью? Все для того только, чтобы я теперь имла возможность лишить законныхъ правъ мою кузину! Пощади меня, отецъ, пощади свое родное дитя!

— Дурацкое отродье! и это — твоя благодарность за то великое счастье, которое создалъ для тебя мой мозгъ! Клянусь прахомъ моего отца, мн совсмъ не повкусу вс эти твои двическіе сантименты! Отправляйся къ герцогу и берегись разстроить мой планъ!

На этомъ и окончился ихъ разговоръ. Просьбы, мольбы и слезы чувствительной двушки не привели ни къ чему: они не тронули сердца гордаго барона Клугенштейна. За опечаленной дочерью его съ шумомъ затворились ворота замка, оставивъ ее во мрак ночи окруженною свитой вооруженныхъ вассаловъ и толпою преданныхъ слугъ.

Она отправилась въ путь, а старый феодалъ долго еще сидлъ въ глубокомъ молчаніи; наконецъ онъ обернулся къ своей грустной жен и сказалъ;

— Наши дла, кажется, принимаютъ прекрасный оборотъ! Боле трехъ мсяцевъ тому назадъ я отправилъ къ дочери моего брата Констанціи обворожительнаго красавца графа Денцина съ дьявольскимъ порученіемъ. Если ему

не посчастливилось, мы не совсмъ вн опасности, но если ему удалось исполнить мое порученіе, никакая сила не воспрепятствуетъ нашему ребенку стать герцогиней, разъ суровою судьбой предопредлено ему не быть никогда герцогомъ!

— Едва-ли все обойдется благополучно, — мое сердце полно ужасныхъ предчувствій!

— Молчи, жена! Предоставь каркать совамъ! Иди спать, и пусть теб снится бранденбургскій престолъ и могущество нашего рода!

Спустя шесть недль посл событій, разсказанныхъ въ предыдущей глав, столица бранденбургскаго герцогства блистала разукрашенная военными доспхами и всюду на улицахъ раздавалось шумное ликованіе врноподанныхъ: въ столицу прибылъ Конрадъ, юный наслдникъ престола.

Старый герцогъ былъ счастливъ. Прекрасная вншность и скромное поведеніе Конрада сразу же располагали въ его пользу. Обширныя галлереи дворца кишли благородными рыцарями, искавшими случай ему представиться. Все кругомъ казалось такимъ блестящимъ и радостнымъ, что печаль Коярада и его опасенія почти исчезли, уступивъ мсто чувству пріятнаго довольства. А въ одной изъ отдаленныхъ комнатъ дворца разыгрывалась въ тоже время другая сцена. У окна стояла принцесса Констанція, единственная дочь герцога. Глаза ея были красны отъ слезъ. Она была одна. И вотъ вдругъ она снова залилась слезами, говоря сама съ собой:

— Вроломный Денцинъ исчезъ, — его нтъ больше въ предлахъ герцогства! Я не хотла было врить этому, но — увы! — это правда! А я такъ любила его и продолжала бы любить, хотя и знала, что герцогъ, мой отецъ, никогда не согласится на нашъ бракъ! Да, я любила его, но теперь ненавижу. Ненавижу всми силами души… О, что станется со мною?! Я погибла, погибла, погибла! Я сойду съ ума!..

Прошло нсколько мсяцевъ. Вс не могли нахвалиться управленіемъ юнаго Конрада, прославляя мудрость его приговоровъ, мягкость обращенія и всегдашнюю скромность, не смотря на высокій его санъ.

Скоро старый герцогъ передалъ ему вс государственныя дла, а самъ, — въ сторон, - прислушивался съ горделивымъ самодовольствомъ, какъ наслдникъ его, стоя передъ кресломъ перваго министра, обнародовалъ повелнія короля. Казалось бы, не могло быть сомннія, чтобы такой, всми любимый, прославляемый и почитаемый принцъ, какъ Конрадъ, былъ несчастливъ. Но на дл это было именно такъ, ибо онъ сталъ замчать, что принцесса Констанція полюбила его. Любовь всхъ другихъ людей была для него счастьемъ, но эта любовь сулила ему только гибель. Мало того, онъ не могъ не видть, что и самъ герцогъ догадывается о страсти дочери и радуется, мечтая уже о свадьб. Съ каждымъ днемъ все больше и больше исчезала грусть, отражавшаяся прежде на личик принцессы; съ каждымъ днемъ надежда и жажда жизни все ярче и ярче сверкали въ ея взор, а порой можно было даже уловить мимолетную улыбку на ея прежде такъ печально сомкнутыхъ устахъ.

Страхъ овладлъ Конрадомъ. Онъ горько упрекалъ себя за то, что поддался естественному влеченію искать общества лица своего пола, въ то первое время, когда во дворц все для него было еще ново и чуждо, когда у него самого было такъ тяжело на душ и такъ хотлось найти въ комъ-нибудь участіе, на которое столь отзывчиво женское сердце.

Теперь онъ сталъ избгать своей кузины. Но это только ухудшило его положеніе, такъ какъ совершенно естественно, что чмъ упорне онъ избгалъ ее, тмъ упорне старалась она съ нимъ видться. Сперва это удивило его, а потомъ испугало еще больше. Двушка слдовала за нимъ по пятамъ: она будто охотилась на него:- всегда и всюду она была близь него, и днемъ, и ночью не спуская съ него глазъ. Очевидно, тутъ скрывалась еще какая-то новая тайна.

Такъ дальше не могло продолжаться. Вс говорили объ этомъ:. лицо герцога принимало все боле и боле смущенное выраженіе. Несчастный Конрадъ, подъ вліяніемъ страха и душевныхъ волненій, сталъ блденъ, какъ привидніе.

Однажды на порог картинной галлереи онъ неожиданно встртился съ Констанціей. Схвативъ его за об руки, она воскликнула:

— Зачмъ ты избгаешь меня? Что я сдлала теб, - что сказала? Отчего ты потерялъ ко мн довріе? Прежде ты не такъ обращался со мною! Не презирай меня, Конрадъ, а пожалй мое измученное сердце… Я не могу дольше молчатъ, — не могу, иначе я умру! Конрадъ, я люблю тебя! Презирай меня, если не можешь любить, — но я должна была сказать теб это!