Средство от одиночества
Шрифт:
— Все, что бы я ни делала, будет так или иначе компромиссом, — ответила она. — На первом месте останутся Бен с Сэмом. С этим ничего не поделаешь, если у тебя есть дети. Думаю, в конце концов я найду что-нибудь поближе к дому.
— Но что именно?
Джемайма несколько натянуто улыбнулась. Ей совсем не хотелось рассказывать ему обо всем.
— Это не имеет значения. Хочу зарабатывать достаточно, чтобы закончить ремонт и сделать кое-что для мальчиков. Я уже устала говорить им, мол, мне очень жаль, но нет денег на то или другое.
Майлзов задумчивости глядя на Джемайму, отдал ей книгу.
— Бен пойдет в университет только лет через десять. Вы не можете отказываться от себя все это время.
— Может быть. — То же самое она говорила и самой себе. Поэтому-то и связалась с Амандой. Поэтому и поступила на секретарские курсы.
Это был разумный компромисс, но в глубине души Джемайма понимала, что Майлз прав. Она хочет большего. Или хотя бы какой-то перспективы. Да, трудно быть членом семьи, где все чего-то добились в жизни. Но и постоянно пропускать школьные спортивные соревнования, в которых участвуют мальчики, и вечно опаздывать к ужину — это тоже не годится.
— Ну так что? — допытывался Майлз. — Каковы ваши планы'?
Джемайма взяла вилку.
— Я пока не решила. — Она посмотрела на Майлза и через силу улыбнулась. — Надеюсь на Аманду. Она очень озабочена тем, что я осталась без поддержки. Это оскорбляет ее принципы завзятой феминистки...
— Не дайте Аманде сбить вас с толку.
Джемайма подняла удивленные глаза.
— Я и не собиралась.
— Можно найти какой-то другой путь, — задумчиво проговорил Майлз и улыбнулся. — Чему вы удивляетесь?
— Ну... — Джемайма замешкалась, подбирая слова. — Ваша мама...
Майлз покачал головой.
— Хермиона — это Хермиона. У нее крайние взгляды, и я испробовал их на собственном опыте.
Да уж. Все, что он рассказал о своем детстве, вызывало у Джемаймы острое чувство жалости к нему.
— Вы всегда называли ее Хермиона? — с любопытством спросила она.
Майлз кивнул.
— Кроме тех случаев, когда она окончательно выводит меня из себя. Когда она в своей колонке пишет обо мне и моей жизни что-нибудь, что меня оскорбляет, я называю ее мамой. Это действует безотказно. Самым жестоким наказанием для нее станет, наверное, если я сделаю ее бабушкой. Хотя уверен, она и это обратит себе на пользу, если только я не женюсь на женщине с детьми.
— Я и представить не могу, как это я называла бы свою маму по имени. — На всем свете только Бен и Сэм могут называть ее мамой. Это особое слово. Разве не так?
— Хотите пармезан? — спросил Майлз.
— Мне нельзя.
— Почему?
Джемайма едва не испепелила его взглядом. Он ведь живет в окружении худых как щепка женщин. Неужели он не замечает разницу?
Глаза Майлза блеснули.
— А еще вы должны попробовать яблочно-ванильный торт, — сказал он вкрадчиво.
Какое-то время Джемайма ругала себя за слабоволие, но быстро забыла обо всем, стоило только
— Я никогда не похудею. Надо с этим смириться. Верити, например, никогда не ест десерт. Ну почему все, что вкусно, вредно? Верити вообще ест палочками. Говорит, так меньше съедаешь.
Майлз рассмеялся, откинувшись на спинку стула.
— Она много теряет. Бизнес, в котором она участвует, жестокая штука. Большинство моделей истощены. — В его глазах зажглись огоньки, и Джемайма приготовилась к чему-то эдакому. — Они хороши в одежде, а вот без нее...
Джемайма послала ему взгляд, который ее мать назвала «старомодным».
— А вы, конечно, проверили.
Улыбка на лице Майлза стала шире, а у Джемаймы екнуло сердце.
Как он это делает? Джемайма уже забыла, что это такое — флиртовать и смеяться без причины. По правде говоря, она вообще забыла, что такое веселье. Но сидя здесь под летним солнцем, среди шума и гама Ковент-Гарде на...
Майлз покончил с десертом и потянулся к блокноту.
— Как это скучно — ходить куда-то с женщиной, которая считает каждый кусок.
— Я считаю. Но дело в том, что я его все равно съедаю.
Майлз засмеялся.
— Хорошо хоть вы не заказали салат без майонеза или какой-то чудной набор морепродуктов, по которому все сходят с ума. Я это терпеть не могу.
— Но диету...
— Зачем?
Зачем? Джемайма призадумалась. Еще немного — и она станет толстой, вот зачем. Надо худеть.
Она не думала, что если похудеет, ее жизнь как-то изменится к лучшему. Да и семья тут ни при чем, что удивительно, учитывая, что сестра Джемаймы — супермодель. Все дело в Расселе. В голове у Джемаймы как будто вдруг зазвучал его голос. Он настаивал, чтобы она побыстрее сбросила вес после родов. Может, попросту придирался, уже не чувствуя себя счастливым с ней?
Джемайма передернула плечами, отбрасывая воспоминания. Ей было неприятно даже думать, как сильно Рассел подействовал на ее самооценку.
Майлз тем временем читал составленный ею список. Если бы кто-то сказал три недели назад, что она будет сидеть с Майлзом Кингсли в этом дорогом ресторане на Ковент-Гарден, она бы рассмеялась.
Но они здесь, и он вроде бы не скучает. Не посматривает то и дело на часы, как это делал Рассел, и не смотрит на нее так, словно с ней не о чем говорить, кроме как о пеленках и детсаде.
Может быть, дело было вовсе не в ней, а в Расселе?
Майлз поднял голову и наткнулся на ее внимательный взгляд.
— Лучше бы нам разделить его, — сказал он, показывая на длинный список.— Вы займетесь шатром, поставщиком провизии и поваром, а я музыкой и цветами. У меня тут есть кое-какие связи. — Майлз улыбнулся.
Джемайма, напротив, сделала серьезное лицо.
— Думаю, самое время позвонить Беки.
— Да у нее будет разрыв сердца, когда она услышит, что цветы — для свадьбы.